никогда не познает истинного уважения. Никогда не сможет занять свое законное место. Это приговорит ее к жизни в тени не только потому, что она светлокожа, светловолоса и светлоглаза, но и потому, что ее не признал собственный отец.
Принц колеблется. Пауза затягивается, и я осознаю, что здесь что-то не так. Я чувствую, что на него сейчас оказывает влияние чья-то злая воля. Частью сознания, той частью, что переходит в мою древнюю душу, я улавливаю шепот. Произносимые беззвучно слова настойчивы, нет, не просто настойчивы, а полны неистовой силы! Я мысленно прислушиваюсь к ним, стараясь распознать их смысл и понять, от кого они исходят. И мне становится ясно, что это такое! Злые чары! Заклятье черной магии, призванное совлечь моего принца с праведного пути, подчинить его волю и заронить в его разум дурные мысли. Неста! Это колдует она!
Я устремляю на нее взор и острую, как клинок, волю. Она тщится отвести глаза, увильнуть от моего взгляда, но не может. Ее бегающий взгляд скован моим взглядом, и я посылаю ей – посылаю в самое ее черное сердце – заряд такого волшебства, рожденного и вскормленного озером, таких неистовых древних чар, которые сопровождают меня с рождения, что она не может продолжать свои мерзкие потуги. И шепот замолкает.
Принц Бринах моргает, не понимая, что на него нашло. Он улыбается, перегибается через стол, берет Тануэн на руки, и они с ней обмениваются взглядами, полными глубочайшей любви. Он наклоняется к ней и нежно целует.
– Ура Тануэн! – кричит кто-то, и другие голоса тотчас присоединяются к этому приветственному крику. Пажам велят принести еще эля, Хивел требует, чтобы все выпили за здоровье новорожденной, и зал оглашается добрыми пожеланиями и наполняется весельем. Среди всего этого шума Венна остается неподвижна, как каменное изваяние. Лицо Несты искажается от ярости. Родри вскакивает на ноги, бормоча, что отказывается участвовать в подобном непотребстве. Но Бринах ничего этого не замечает, ибо сейчас он видит только свою прекрасную маленькую дочь.
17
Тильда решает, что сад – наилучшее место, где можно снова попробовать надеть браслет. Ей кажется, открытый воздух подходит для этого лучше: снаружи безопаснее. Как будто энергия, которую высвобождает эта штука, слишком мощна, чтобы пытаться запереть ее в помещении. Лучше, чтобы ее и браслет не окружали каменные стены. Работая, она держала его в кармане рубашки или на верстаке, но удерживалась от искушения надеть его вновь. До настоящей минуты. Она чувствует себя так, словно долго не позволяла себе насладиться восхитительным угощением, но одновременно ее одолевают опасения. Тильда ясно помнит странные видения и ощущения, которые приносил ей браслет; однако вера в то, что удастся взять под контроль такую силу и при этом не пострадать, несколько ослабла. Воспоминание о первом соприкосновении с браслетом, о разбушевавшемся огне, о том, как Дилана отбросило к дальней стене, о головокружительном вращении и хаосе все еще слишком свежо.
Тильду немало
Везде по-прежнему лежит покров смерзшегося снега. Все в маленьком саду, от невысокой стены, деревянных ворот, мощенной каменными плитами дорожки, небольшой лужайки до замерзшей купальни для птиц покрыто слоем белого инея. Сверкающая ледяная корка покрывает и расстилающуюся внизу долину, и само озеро. Далекие горы кажутся отсюда похожими на Альпы. Тильда натягивает вязаную шапочку на уши, застегивает деревянные пуговицы- палочки пальто и встает в центре лужайки, спиной к дому. Чертополошка смотрит на нее вопросительным взглядом. Под кустом остролиста малиновка ищет корм. Фермер, неспешно едущий на квадроцикле, темной линией высыпает из мешков на снег сахарную свеклу, которую с жадностью поедают овцы. Все красиво и обыкновенно – типичная сцена из зимней жизни села. Все, кроме дрожи, которая пробегает по спине Тильды, когда она достает браслет из кармана рубашки. Эта дрожь порождена не холодом, а щекочущим нервы смешением предвкушения, возбуждения, неуверенности и страха.
Надевая браслет, она видит, что кончики пальцев, не прикрытые митенкой, посинели от холода. Неловкими движениями она проталкивает золотое украшение под рукав пальто, толстовки с начесом, утепленной футболки с длинными рукавами, пока не ощущает уже знакомую теплоту металла на коже. Изменения происходят мгновенно. Энергия браслета тотчас пронизывает все ее тело, вытесняя зябкость декабрьского дня, наполняя ее теплой силой. Тильда чувствует, как золото обжигает кожу, и понимает, что на этот раз жар драгоценного металла оставит след. Однако у нее нет желания снять браслет. Боль – это цена, которую она готова платить.
Она снова слышит шепчущие голоса и краем глаза видит неясные мелькающие фигуры. Стоящая рядом с нею Чертополошка начинает скулить. Тильда понимает, что собака встревожена, и хочет что-то ей сказать, успокоить, ободрить, но не может произнести ни слова. Все ее существо охвачено буйством ощущений, вызванных прикосновением браслета к запястью. Тильда снова замечает, что свойства света вокруг нее изменились. Даже здесь, солнечным днем. Воздух фосфоресцирует. На периферии поля ее зрения продолжается движение, голова кружится, и в животе екает все сильнее.
Она крепко зажмуривается, и фигуры тут же становятся яснее, четче, ярче. Она снова видит зайцев, бегущих вскачь зигзагами, прижав уши. И охотничью собаку, мчащуюся за ними. И снова птиц – на этот раз каркающих ворон и охотящегося сарыча, широко раскинувшего величественные крылья и
