теперь все изменилось. Она чувствует, что сейчас самое время надеть ее. Тильда ловко скручивает волосы в узел и фиксирует его на затылке серебряной заколкой Мэта.
Она закрыла заслонки дровяных печей в кухне и студии, чтобы они еще грели, когда она вернется домой. Она берет с собой Чертополошку и бумажный сверток, запирает за собой черный ход и начинает спускаться по склону холма. Чертополошка, радостно подпрыгивая, бежит рядом. Энергичные движения собаки напоминают Тильде, что она уже давно не выходила на пробежку.
– Сегодня нам с тобой придется ограничиться быстрой прогулкой, девочка, – говорит она Чертополошке и улыбается, глядя, как собака резвится на снегу.
Дом Старой Школы выглядит как картинка: и скаты, и низкий свес крыши, и карнизы глубоко утопленных в стены окон украшает пушистый снег, а каждое растение в саду одето сверкающим инеем. Тильда начинает испытывать чувство вины из-за того, что отговорила родителей от приезда. Они были разочарованы, но смирились с тем, что по дорогам все еще невозможно проехать, а погода слишком неустойчива. По крайней мере, ей удалось успокоить их заверениями, что она проведет праздник со своими замечательными соседями, успешно нарисовав картину всеобщего сельского дружелюбия и коллективизма, чтобы отец наконец перестал о ней беспокоиться. Сделав глубокий вдох, Тильда стучится в выполненную в виде стрельчатой арки парадную дверь.
Ее открывает Дилан. Он широко улыбается и отступает в сторону, чтобы гостья могла пройти в коридор.
– Ничего себе, – говорит он, воззрившись на нее. – Ты выглядишь… потрясающе.
Тильда пожимает плечами.
– Это мое лучшее пальто, – признается она, снимая капюшон, хотя понимает – Дилан имеет в виду отнюдь не ее одежду. Она знает, что изменилась и что эту перемену, не поддающуюся четкому определению, не уловить невозможно.
– Счастливого Рождества! – говорит она, показывая на веточку омелы, подвешенную к потолку.
Дилан обнимает ее, нежно прижимает и не торопясь целует в губы. Хорошо, когда тебя так тепло и непринужденно обнимают. Хорошо, когда тебя хотят.
– Сегодня у тебя другая прическа, – замечает Дилан, дотрагиваясь до серебряной заколки. – Она красивая и очень тебе идет.
Тильда не чувствует никакой неловкости, совмещая эти две вещи: подарок Мэта и поцелуй Дилана. Она была дорога Мэту, а теперь дорога Дилану, а ей дороги они оба. Она чувствует облегчение от того, что шагнула от одного мужчины к другому. Она отвечает на поцелуй, и они отстраняются друг от друга, только когда слышат голос профессора Уильямса.
– А, наша гостья уже здесь. Отлично. Счастливого Рождества, моя дорогая, – говорит он, протягивая Тильде руку и расплываясь в улыбке, когда она подходит совсем близко и быстро целует его в щетинистую щеку. Тильда видит на его лице удивление и вспоминает, что сегодня на ней нет контактных линз.
– Счастливого Рождества, профессор, – говорит она, снимая пальто и вручая ему сверток.
– Подарок! Но, моя дорогая, мы же договорились, что не будем… Дилан сказал мне…
– Я знаю. – Она улыбается. – Но мне так захотелось. Это всего лишь маленькая вещица, правда.
Профессор смотрит на Дилана, но тот пожимает плечами, как бы говоря, что ничего об этом не знал. Профессор разворачивает коричневую оберточную бумагу и находит под ней одно из ранних произведений Тильды – слепленную вручную и хранящую отпечатки больших пальцев глиняную чашку, насыщенно-коричневую и шероховатую на ощупь.
– Какая прелесть! – говорит профессор с широкой улыбкой. – Большое спасибо. Она займет заметное место на моем письменном столе. А теперь давайте перейдем в гостиную – там теплее. Как хорошо, что вы пришли к нам, двум одиноким мужчинам. Если бы не ваш визит, мы могли бы так и не отпраздновать Рождество. Но поскольку вы обещали навестить нас, мой храбрый племянник принял вызов и устроит настоящий пир.
– Ты опять прочесал все полки деревенского магазина? – спрашивает она Дилана.
– Должен тебе сообщить, что за индейкой и овощами я ездил на сельскохозяйственный рынок, а за пудингом – в лучшую булочную-кондитерскую в Бреконе. – Он помогает ей раздеться и перехватывает быстрый взгляд, который Тильда бросает на напольные часы.
– Они не работают, – говорит она, и Дилан улавливает в ее голосе паническую нотку.
Профессор качает головой.
– Представьте себе, Дилан внезапно обнаружил, что не может спать, когда они отбивают время! Этот бой практически был для него колыбельной, когда он жил у нас ребенком, и вдруг теперь он заявляет, что больше не может его выносить. Бедный мальчик попросил меня что-нибудь с этим сделать, и на Рождественские дни я решил дать часам неделю выходных.
Из-за спины профессора Тильда одними губами говорит Дилану «спасибо», тот в ответ только пожимает плечами. Тильда напоминает себе, что Дилан просто не может знать, насколько все изменилось – насколько
