меньше положенного осталось. Так что давайте ближе к теме. То есть, давай. А ты, Катя, погуляй, наверное, пока…
– А можно, я тут посижу? – прошептала девушка. – Я в уголочке, тихонько, мешать не буду. Очень уж здесь красиво.
– Ну, посиди, – пожала плечами Саша. – Заодно и грамоту со счетом повторишь. Только книги не трогай, а то Святая узнает – убьет.
– Так, что я должна узнать? – послышалось вдруг от двери. – Давно никого не убивала, аж руки чешутся.
Цапл невольно вздрогнул и обернулся. В библиотеку вошла высокая, с гордой осанкой женщина. На ней было длинное черное платье, из-под черного платка выбилась золотая, с серебряными нитями седины прядь. Несмотря на отнюдь не юный возраст, женщина была очень красивой; синие, как закаленный металл, глаза притягивали к себе, словно магнит. Парень не мог отвести от нее взгляда. Впрочем, ему было невдомек, что причиной тому являлось не только его желание любоваться статной красавицей, но и воля самой Святой – а это, конечно же, была она. Храмовнице нужно было узнать о госте как можно больше, для чего она и воспользовалась своими ментальными способностями, в очередной раз жалея о том, что читать людские мысли напрямую ей, увы, не под силу.
Серёге Калачеву повезло в том, что ранее он о данной «мутации» Святой ничего не слыхал. И уж особенной удачей было, что до него не успели дойти байки о том, что для предводительницы храмовников сознание любого человека – всё равно, что открытая книга. Иначе он, вольно или невольно, но выдал бы себя обязательно – начал бы нервничать, метаться, пытаясь скрыть опасные мысли, а то и вовсе, в надежде на милость, пал бы ниц под этим стальным «всевидящим» взглядом и во всём бы признался сам.
Но он ничего этого не знал, а потому продолжал искренне восхищаться красотой стоявшей перед ним женщины. Разумеется, он сразу догадался, кто именно изучает его синим холодным взглядом, и, даже будучи зачарованным им, скорее машинально, чем сознательно, нажал на кнопку записи лежащего в кармане диктофона. Но всё-таки одна мысль промелькнула: «Как хорошо, что я не стал сажать ради той дурехи батарейку!»
– Так значит, это и есть будущий просветитель наших «диких» друзей? – продолжая смотреть на Цапла, спросила Святая.
Саша решила, что вопрос задан ей, и с вызовом ответила:
– Да, это он. Сергей Калачев из Усова Починка. Только ведь ты не считаешь их друзьями, так зачем…
– Во-первых, что именно я считаю, знаю только я, – перебила ее храмовница. – А во-вторых, я думала, что у Сергея Калачева имеется собственный язык, иначе ему трудновато будет нести знания в массы.
Неожиданно для себя Цапл открыл рот и высунул язык.
– Ого! – округлила глаза Святая. – Может, ты и пользоваться им умеешь?
– Умею, – сиплым голосом ответил он. Прокашлялся и повторил уже четко: – Умею. Никто пока не жаловался.
– Да ты шалун, – усмехнулась храмовница, усаживаясь в одно из кресел. – И не трус. Терпеть не могу трусов. Или это ты от страха такой храбрый?
– Ничего не боятся лишь дураки. Но сейчас мне не страшно. Я ведь книги не трогал.
– Какие книги?.. – приподняла брови Святая.
– Александра Вячеславовна сказала, что вы убиваете тех, кто трогает в этой библиотеке книги без вашего позволения.
Предводительница храмовников раскатисто захохотала. Отсмеявшись, вновь вперила в Цапла холодный изучающий взгляд.
– Ты к тому же и остряк. Умный, смелый, с чувством юмора. А еще – замечательный выдумщик. Сергей Калачев из Усова Починка! К нам на гастроли. Спешите видеть!.. А почему не сразу из Вологды, или хотя бы из Череповца? Даже если они в радиоактивных руинах, это выглядело бы более правдиво. Ты хотя бы имеешь представление, Сергей Калачев, как говорят в Усовом Починке? Как ведут себя, завидев перед собой не мутанта?
– Имею, – сказал Цапл. – Я только вчера оттуда. Меня доставил сюда на говорящем драконе Вениамин, дозорный, можете спросить у него.
– Значит, до нас ты гастролировал в Починке, – скривила губы Святая. – Только и всего. А вот откуда ты на самом деле…
– Он из-под Лузы! – выкрикнула бледная, с трясущимися губами, Саша. – Из деревни… я не помню название… Вот почему ты никогда никому не веришь?!
– Саша, прекрати истерику! – резко повернулась к ней храмовница. – Тебе нельзя волноваться, ты же знаешь. Но и я не могу впустить в свой дом человека, который говорит неправду.
– Он говорит правду!
– Хорошо, не всю правду. Или подгоняет под так называемую правду то, что ему выгодно.
– Но почему ты…
– Саша, остынь, я очень тебя прошу. А потом хорошо поразмысли и ответь: в каких таких деревнях, особенно в наше время, пусть даже под Лузой, могут так говорить, так смотреть, так думать?
– Можно, я отвечу? – спросил Цапл и, не дожидаясь разрешения, продолжил: – В таких деревнях, куда перебрались люди из города. Образованные, умные люди. Такие, как моя бабушка, которая меня воспитала и передала мне то, что смогла, что успела.
– Чего же это они из города в глушь перебрались? К нам в Устюг, наоборот, все, кому не лень, рвутся.
– Потому, что в Лузе зверствуют бандиты. Особенно они ненавидят… нормальных людей, не мутантов. Сейчас там, наверное, таких и не осталось.
– То есть, ты хочешь сказать, что твои родители не были мутантами? И они пошли из подземных укрытий на верную смерть в лес, под открытое небо?
