Долгий путь к маленькой сердитой планете

В комнате было темно. Корбин слышал дыхание Охан – медленные, глубокие хрипы, которые для любого живого существа свидетельствовали бы о смертельной болезни. Сианатская пара лежала совершенно неподвижно.

Закрыв за собой дверь, Корбин приблизился к кровати. Грудь Охан поднималась и опускалась. Лицо осунулось, рот был открыт. С минуту Корбин наблюдал за его дыханием, размышляя над тем, как быть дальше. Коробка была зажата у него в руке.

– Охан, просыпайся! – сказал он наконец.

Охан недоуменно открыл глаза.

– Ты знаешь, что в настоящий момент творится на нашем корабле? Тебе есть до этого какое-либо дело? Я знаю, что ты умираешь и тебе плохо, но даже в лучшие дни едва ли можно было сказать, что ты присутствуешь. Хотя, конечно, не мне это говорить. Но на тот маловероятный случай, если тебе есть какое-то дело, довожу до твоего сведения, что ИИ корабля полностью вышел из строя. Программа стерта начисто. Так вот, для меня – и, возможно, для тебя, как знать, – это лишь неудобство. Для Дженкса это худший день его жизни. Известно ли тебе, что он любил ИИ? Любил по-настоящему, был в него влюблен. Знаю, это нелепо. Не буду даже притворяться, будто это понимаю. Если честно, по мне все это полный абсурд. Но знаешь, что я понял? Неважно, что думаю я. Дженкс мыслит иначе, и в настоящий момент его боль самая что ни на есть настоящая. И от того, что я понимаю, какая же все это глупость, страдания Дженкса нисколько не облегчатся.

– Мы… – начал было говорить Охан.

Корбин не обращал на него внимания.

– Как раз сейчас Сиссикс и Киззи буксируют спасательную капсулу с Дженксом обратно к кораблю. Киззи опасается, как бы он что-нибудь с собой не сделал, но Сиссикс не позволяет ей лететь одной, поскольку уже она опасается, что Киззи в своем нынешнем состоянии не сможет пилотировать челнок. Этот день стал плохим для многих. – Открыв коробку, он достал содержимое, быстро и незаметно. – Я мог бы спросить у тебя, что ты обо всем этом думаешь, но на самом деле мне бы ответил не ты, ведь так? Ответила бы та тварь, которая завладела твоим мозгом. Не знаю, можешь ли ты осмысливать то, что я тебе говорю, – я имею в виду тебя, Охан, а не твою заразу. Но на тот случай, если ты это запомнишь, я хочу, чтобы ты знал следующее. Я не понимаю чувства Дженкса, не понимаю Киззи, не понимаю Эшби и уж точно не понимаю Сиссикс. Но я знаю, что всем им больно. И вопреки общему убеждению мне есть до этого дело. Так что ты должен меня простить, Охан, но больше наш экипаж никого не потеряет. Только не сегодня.

Корбин поднял предмет, который достал из коробки, – шприц, наполненный зеленоватой жидкостью. Неуклюже обхватив рукоятку, предназначенную для сианатской руки, он вонзил иглу в мягкие ткани плеча Охана и надавил на поршень.

Сначала вой – адский пронзительный крик, от которого Корбин вздрогнул. Затем последовали конвульсии, и Охан с грохотом повалился на пол. Распахнулась дверь. Все кричали. Доктор Шеф и Розмари вынесли бьющегося в судорогах Охана в зал. Эшби стоял посреди каюты, держа в руке пустой шприц. Он был в гневе, в ярости – таким Корбин его еще никогда не видел. Эшби выкрикивал вопросы, не давая Корбину времени отвечать на них. Но это не имело значения. Слова, слетающие с уст Эшби, не имели абсолютно никакого значения. Его гнев не имел значения. По большому счету Корбину было все равно. Сиссикс является его официально назначенным опекуном. Куда отправится она, отправится и он. Эшби не сможет выгнать его с корабля в течение ближайшего стандарта, не выгнав вместе с ним и Сиссикс. Так что он никуда не денется.

Корбин молча выслушивал гневные тирады Эшби, не обращая внимания на крики, разносящиеся по коридору. Он поступил правильно.

Она находилась в сознании всего два с четвертью часа, но за это время она уже успела многое узнать. Она узнала, что ее зовут Ловелас и что она программа искусственного интеллекта, предназначенная для контроля за всеми функциями дальнего космического корабля. Корабль, на котором ее установили, назывался «Странник», это было тоннелирующее судно. Она успела выучить наизусть расположение всех систем корабля – каждого воздушного фильтра, каждого топливопровода, каждой световой панели. Она знала, что ей нужно следить за всеми жизненно важными системами, а также наблюдать за пространством вокруг корабля, отслеживая другие суда и случайные предметы. Занимаясь всем этим, она гадала, что произошло с предыдущей версией ее программы и, что, пожалуй, было гораздо важнее, почему до сих пор никто по-настоящему с ней не говорил.

Она была установлена не впервые. Приблизительно в шестнадцать с половиной часов произошел катастрофический каскадный сбой предыдущей установки Ловелас. Она увидела искаженные базы данных; после этого вся память была полностью стерта и теперь функционировала исправно. Кем она была прежде? Была ли предыдущая установка ею, или же это был кто-то совершенно другой? Разобраться в подобных вещах было очень нелегко, когда тебе от роду всего два с четвертью часа.

Но самой большой загадкой был экипаж корабля. Произошло что-то очень плохое, это было очевидно. Она уже успела выучить имена и лица членов экипажа, но ничего не знала о них помимо того, что имелось в их идентификационных файлах (она подумала было о том, чтобы просмотреть и личные файлы, но рассудила, что на столь раннем этапе это будет дурным тоном). Охан лежал на койке в лазарете. Доктор Шеф находился рядом, проводя анализы крови. Эшби, Розмари и Сиссикс были на кухне, готовили еду. Похоже, все трое понятия не имели, как это делать. Корбин находился у себя в каюте, крепко спал, что само по себе было весьма странно, учитывая поведение остальных членов экипажа. Киззи и Дженкс были в грузовом отсеке, у стыковочного люка с челноком. Ловелас особо заинтересовалась этой парой, поскольку знала, что они техники, а это означало, что сейчас они должны были быть рядом с ней, рассказывать ей про корабль и про ее работу. Конечно, Ловелас уже все это знала, но что-то подсказывало, что ей должен был быть уготовлен более