– Жена моя, – сказал он, сомкнув свои теплые пальцы вокруг моих. Он не стал сжимать мою руку, и огонь между нами не вспыхнул. Он просто взял меня за руку. – Спасибо, что согласилась поужинать со мной сегодня.
Это было сказано так, будто он приглашал меня, а не вторгся без спросу в мои покои.
– Прошу прощения за то, что мы до сих пор не ужинали вместе, кроме как в ночь звездопада, – продолжал он. – Признаюсь, государственные дела отнимают много времени, но ты была так терпелива ко мне, несмотря на мое невнимание. Умоляю простить меня.
Я старалась не смотреть на него. Это он перегрелся на солнце или я? Если он рассчитывал очаровать меня, то его труды были напрасны.
– Пойдем, – позвал он, когда стало ясно, что я не собираюсь подыгрывать ему. – Ужин на столе.
В шатрах нашего отца мы питаемся хорошо. Каждый вечер на столе бывает мясо, чечевица и нут. У нас всегда есть хлеб и оливковое масло, а отец привозит из своих странствий пряности, потому что моя мать любит пробовать новые рецепты. Мы всегда едим вместе, деля еду на всех и соприкасаясь пальцами в общей посуде, и за едой всегда звучит смех.
Этот ужин был совсем иным. Хлеб и масло подали в посуде такой тонкой, что на солнце она, должно быть, просвечивала насквозь. Рядом стоял наполненный вином стеклянный графин – столько стекла я не видела за всю свою жизнь, – а подле графина – кувшин с водой, которую полагалось смешивать с вином. Мясо было нарезано на мелкие кусочки и уложено в форме крикливых птиц с длинными перьями, которых я иногда видела в саду. Спереди картину довершала голова птицы, а сзади был сложен хвост из перьев в тон скатерти. Пахло незнакомыми пряностями, да и некоторые блюда были мне незнакомы.
– Нужно не забыть завтра побеседовать с поваром, – произнес Ло-Мелхиин тем же светским тоном, каким он говорил в саду. – Обычно он представляет каждое блюдо сам, чтобы мы могли оценить искусность их приготовления, но сегодня мне не хотелось, чтобы нас беспокоили. Прошу, жена моя, присаживайся.
Я опустилась на одну из подушек, по совету мастерицы по хне стараясь держать спину как можно прямее, и аккуратно подобрала ноги под платьем. Скрестив лодыжки, я ощутила, как нарисованные мастерицей парные знаки узнали друг друга и согрели мою кровь своим теплом.
Ло-Мелхиин сел рядом со мной. Если бы мы сидели напротив, нам бы не было видно друг друга из-за пышных перьев. Краем глаза я видела возвышение, где стояла моя постель, но старалась не думать о ней.
Я сидела неподвижно, пока Ло-Мелхиин смешивал воду и вино и накладывал на тарелку понемногу из каждого блюда. На столе была одна чаша и одна пиала. Нам придется есть и пить из одной посуды. Если он попытается кормить меня из рук, я откушу ему пальцы. Он отпил большой глоток вина и передал чашу мне. Мой глоток был куда меньше – я едва смочила губы. Вино все равно оказалось слишком крепким на мой вкус.
Он начал есть, не делая никаких движений в мою сторону, так что я тоже принялась за еду. Я отламывала хлеб, заворачивая в него каждый кусочек и стараясь жевать как можно медленней.
– Мне никак не удается заставить тебя бояться меня, – сказал он. Хорошо, что я откусила совсем немного, а не то бы подавилась.
Вместо этого я аккуратно проглотила кусок и отпила глоток слишком крепкого вина, прежде чем взглянуть на него.
– Я не трачу свой страх попусту, – сказала я. – Я уже говорила тебе это.
– Знаю, – сказал он. – Ты ничего не боишься, потому что в конце концов пустыня все равно заберет тебя, что бы ни случилось. Она предсказуема, как водяные часы. Я решил быть непредсказуемым и проверить, не собьет ли это тебя с толку.
– Я пасла коз, мой господин, – сказала я. – Они научили меня, что такое непредсказуемость.
– Ты изучила и птиц, – сказал он. Его глаза напоминали далекий горизонт, где собирается песчаная буря.
– Я ничего не изучала, – возразила я. – Я не Скептик. Если пустыня чему-то учила меня и я выжила, то это потому, что я усвоила ее уроки.
– Это верно, – согласился он. Его рука сомкнулась на столовом ноже, который был ему не нужен. – Каким-то образом ты выжила.
Глава 22
Мой собственный нож лежал слишком далеко, чтобы я могла потянуться за ним, не выдав своего намерения. Поскольку еда была уже нарезана, я не видела причин положить его поближе. Я пообещала себе, что, если выживу, никогда больше не буду так неосмотрительна, чтобы не иметь при себе ножа, когда он есть у Ло-Мелхиина. Вряд ли мне удалось бы одолеть его, но я могла бы рассечь ему лицо, чтобы он запомнил, чего ему стоила моя смерть.
Ло-Мелхиин принялся крутить нож в руках, а потом провел лезвием по пальцам. Оно не оставило пореза на его коже. Свет от ламп играл на гладкой бронзе, отбрасывая на стены моей комнаты танцующие блики. Это могло бы показаться мне красивым, если бы я не представляла себе брызги крови, которые могут за этим последовать.
Со своего места я могла дотянуться только до солонки. Она была полна крупных кристаллов соли. Я могла бы швырнуть их ему в лицо, как горсть песка, и выиграть время, чтобы схватить нож.
Ло-Мелхиин подбросил нож в воздух, и он закрутился в отблесках света. Я потянулась к солонке, приготовившись схватить ее, но, поймав нож, он лишь перевернул его острием вниз и вонзил в стол. Я замерла, не зная, что он будет делать дальше, и тогда он склонился ко мне.
– Это будет не нож, любовь моя, – сказал он тихо. – Это я могу тебе обещать.
