хрустальных украшений – половина-то цела, выбросить жалко. Сломанный радиотелескоп, подзорная труба без стекол. – Я имею в виду, что нашла документы времен Осендовского, – пояснила Коренева. – Вы пока сядьте, это не на один час.
«Вот еще!» Карл Вильгельмович открыл персональник, затребовал у Кроткого парочку жандармов из архива питерского отделения безопасности, телепортировал их к полкам и объяснил, что ищем.
Работа пошла быстрее. Ребята поминутно окликали Кореневу: а это не то? Она досадовала, но благодарила. Наконец, когда уже казалось, что зацепка с Пулково – ложная, молодая дама издала радостный возглас. Папку нашла не она, ей показал один из голубых мундиров. Елена склонилась и просияла.
– Но тут больше, – предупредила она. – Судя по всему, Волков вообще доверял этому хранилищу дополнительные сведения.
Карл Вильгельмович взял папку в руки. Для верности. Сам. Мало ли? Такая ценная информация! Чего у нас только на полу не валяется!
Елена нашла его уже на улице. Он не отрывал телефон от левого уха, правой рукой двигал зависшие в воздухе карты и схемы, передаваемые Кротким от Цепного моста, а под мышкой зажимал папку.
– Все, понял, понял. Нет, пока не берите. Только наблюдайте, куда пойдет.
– Вора, вынесшего папку, подрезали, – сообщил он. – Пока разбираемся: кто, зачем? И следим за доставщиком. Наши визави работают очень грязно. Или не профессионалы, или торопятся. Скорее последнее. – Он хмуро глянул на Елену. – Ах, мадемуазель, втянули вы меня в неприятности! Весь декабрь из-за вас трясет.
Она втянула! Его трясет!
– Что дальше? – Кройстдорф, как видно, совсем не собирался отпускать спутницу. «В номера!» – твердили его персональные бесы. «Не дави на нее», – советовали рассудительные ангелы.
– Когда-нибудь видели город с дамбы?
Елена устало покачала головой.
– Сколько была в Питере, ни разу…
«Ну вот, – сообщили ангелы, – она хочет гулять, беседовать, а ты сразу…»
– Поезд идет около часа, специально снижает скорость, чтобы можно было рассмотреть город, – заторопился Алекс. – Подают легкие закуски и белое вино. Можно заказать что-то серьезное, если вы голодны.
Но Елена, судя по осунувшемуся серому лицу, была скорее утомлена переживаниями сегодняшнего дня, чем хотела есть. Она села в машину и начала непроизвольно клониться к плечу спутника. «В номера!» – решили за него бесы.
Кройстдорф не знал, где остановилась Коренева. Да если бы и знал, какой улан не увозил девушку?
Чтобы не нести ее, как трофей, на руках через сияющие холлы и лифты «Англетера», Карл Вильгельмович просто щелкнул телепортом и очутился в своих апартаментах. Диван для него самого вполне подойдет. А трофей – в спальню. И никаких поползновений. Все должно быть честно-благородно. Сама придет.
Елена проснулась часа через два. Рваный сон, скомканная быстрая фаза, как и говорил доктор Фунт. Поэтому ее и смаривает: устала. Кройстдорф все еще работал, расположившись в кресле у журнального стола. Перед ним потоком текли кадры, имена, планы помещений, маршруты. Он двигал в воздухе руками: хорошо, что придумали интерактивные голограммы, возникающие прямо в воздухе. Раньше на столе вечно не хватало места.
– Алекс, – она чувствовала себя все еще очень неловко, – вы хотели покатать меня по дамбе, а я заснула. – Елена стояла на ковре босиком. Ботинки с нее он снял, а его тапочки она надеть не решилась.
«Есть мой халат, есть даже пижама, но если предложить, обидится».
– Я просто не знал, куда вас отвезти. – Отчасти это было правдой. – И если хотите на дамбу, еще не поздно. Или обед в номер. Или спустимся в ресторан…
Или, ну он уже не знает что. Слепой, глухой и сумасшедший бы понял!
– Слишком большое напряжение, – сказала Елена. – Мы не выдерживаем. Нужно сделать то, что нужно. А потом понять, нужно ли было?
Он встал. Какое счастье, что женщины научились говорить прямо.
Дамба была уже поздно ночью. После всего. Мягкое движение вагонов на магнитной подушке. Сияющий город по левую руку. Непроглядная чернота моря по правую.
Когда в результате таяния льдов поднялся уровень Балтики и Питер начало заливать, было решено, что великой художественной ценностью является не только содержимое музеев, но и сам город. Его белые ночи, фонари, проспекты, мосты, каналы, воздух. Нигде нет ничего подобного. Его спасли в блокаду, его восстановили по крохам, его нельзя отдать ни морю, ни соседям. Поэтому была построена новая, очень высокая дамба – старую разобрали, да она и не нравилась, – отделившая собственно море от Финского залива. Чудо гидротехники, сотня с лишним километров систем сброса воды и очистки. Теперь Питер лежал гораздо ниже уровня моря, закрытый цепью плотин, как настоящая Новая Голландия. Вместо мельниц крутились ветряки электростанций, колыхались поля тюльпанов на берегу. Петр Великий был бы счастлив.
Море, затопившее существенную часть Финляндии и Дании, подмывшее норвежские и шведские фьорды, уперлось в дамбу, словно в недоумении: кто
