Потом доблестные жандармы поколотят и потопчут конями красно-черных. Последние очень пугают население своими рубашками с подвернутыми рукавами и строевым шагом.
Елена включила телефон ради одного-единственного звонка.
– Если ты хочешь, чтобы я продолжала тебя уважать…
– Не сейчас, – ответил ей чужой, жесткий голос.
Коренева повернулась к толпе и включила свой разговорник на режим мегафона.
– Я обращаюсь только к своим студентам! Вы имеете право сделать личный выбор. Но те, кто не хочет, чтобы ему проломили голову, вон из толпы! На площади уже полиция!
– Не верьте ей! – взвились организаторы. – Она продалась! Это шлюха Кройстдорфа! – Среди кричавших был и профессор Шишкинд.
Как ни обидно, но Елена справилась:
– Может быть, поэтому мне стоит поверить!
Часть студентов стала отходить от рядов митингующих. Другие сами удосужились заглянуть в персональники. Вид сплоченных конных рядов многих отрезвил.
Жандармы все-таки двинулись на площадь. Видимо, получили распоряжение не допустить саму возможность кровопролития в центре столицы. Но оставался вопрос: что завтра? Все сойдет на нет? Или, напротив, поднимется высокая волна? Коренева сказать не могла и лишь прикидывала, сильно ли попадет Алексу за то, что он не довел операцию до конца. Не позволил двум крыльям оппозиции хорошенько отделать друг друга ради приведения в чувство остальных граждан.
Вечером Карл Вильгельмович позвонил. Был пьян. Говорил невразумительно. Она повесила трубку. Пусть протрезвеет. Через минуту пожалела: ведь ей неизвестно, что случилось. Вдруг его сильно отругал Государь? Тем не менее взрослый мужик – сам справится.
Елена легла спать, но не заснула. А вдруг он осознал всю громаду того страшного, что на них надвигается? Не выдержал и напился с пистолетом в руках?
Снова звонок. Совершенно трезвый голос. Ну, не без легкого заплетания в длинных фразах.
– Я виноват. Мое поведение недостойно офицера.
– Алекс, ты в своем уме? Ты вообще где?
Он оказался в ее доме, на лестнице между 21-м и 22-м этажами. У него захлопнулась дверь в пролете. Толкать надо правильно! Телепорт забыл в кабинете… Он пришел к ней с цветами и полной сумкой гранатов. В чем смысл – не спрашивайте. Захлопнулся. Очень расстроился. Позвонил. По реакции понял, что не в форме. Сумел открыть окно, это на 20-х этажах! Проветрился. Сгреб весь снег с карниза. Тер лицо, голову, почему-то особенно яростно уши.
Хмель чуть отступил, зато адски захотелось пить. Когда Елена нашла его, Алекс сидел на ступеньках, голыми руками чистил гранаты и вгрызался в их рубиновые блестящие бока. Свинья свиньей. Сок тек у него по подбородку, по рубашке, по шинели.
– Я похож на вампира?
– Ты похож на пьяного скота.
– Скажи правду: я для тебя вампир?
Коренева предприняла попытку поднять его и увести к себе. Он заартачился и захныкал.
– Нет, ты не понимаешь, Елена, я люблю тебя. И я так не могу. Выходи за меня замуж. – Алекс сунул ей в руку букет, точно в доказательство своих слов.
Коренева его остановила.
– А что, на трезвую голову сделать мне предложение не судьба? Вера не позволяет?
– Очень даже позволяет, – обиделся Кройстдорф. – Большая часть лютеран – хорошие, трезвые люди. Ты по мне не суди.
Ей было и смешно, и досадно.
– Пойдем. Завтра все скажешь.
Она уложила его на диван, даже сняла шинель и ботинки и запустила робота-домохозяйку, чтобы постирать и отгладить одежду. Взяла букет, поставила в вазу на кухне и села успокоиться. Высокие белые розы выглядели бы очень изящно, если бы Кройстдорф не запятнал их чистоты красными брызгами гранатового сока. Симптоматично.
Коренева знала, отчего он напился и отчего именно сегодня пришел с предложением. Негоже человеку быть одному, когда вокруг заваривается такая каша. Бог благословил брак не только чадородия ради. А чтобы люди выстаивали, подпирая друг друга, на любом ветру. А уже рядом с ними поднимались детишки – свои и чужие, чтобы также держать друг дружку и родителей, не давая упасть.
– Варьки на тебя нет, – цыкнула на Кройстдорфа Елена.
Тот заулыбался в полусне и промычал:
