Третий или какой он там по счету старший помощник Королевского шеф-повара и его приятель тем временем покончили с едой. Один из них достал из кармана специальные перчатки, предназначенные для манипуляций с деньгами, аккуратно извлек из кошелька несколько мелких монет, положил их на стол, второй громко и многословно поблагодарил хозяев за ужин, а всех присутствующих – за компанию, и они ушли.
– В прошлый раз эти господа спросили меня, как принято вежливо покидать трактир в Урдере. Я объяснила, и смотрите-ка, все запомнили, – сказала леди Лари. – Вроде бы, пустяк, а мне почему-то так приятно!
Она улыбнулась, снова продемонстрировав нам чудесную ямочку на левой щеке, и спросила Кофу:
– Никак не могу взять в толк, почему некоторые люди надевают перчатки прежде, чем расплатиться, а другие нет?
Ради нее Кофа даже от супа оторвался – поступок для него, прямо скажем, не самый характерный.
– Потому что это старинная угуландская примета – якобы прикосновение к деньгам убивает в человеке способность любить. Примета общеизвестная, но верят в нее далеко не все. И ведут себя сообразно своим убеждениям.
– А вы верите?
– Да нет, конечно, – отмахнулся Кофа. – Полная ерунда, а не примета. Впрочем, я, пожалуй, догадываюсь, откуда она взялась.
– Правда? – удивился я. – Здорово! Лично у меня никаких идей.
– Ну естественно. Для этого ты недостаточно хорошо знаешь историю. Штука в том, что долгое время самыми богатыми людьми в Соединенном Королевстве были прямые потомки кейифайев[53], пришедших сюда с Уандука за компанию с Ульвиаром Безликим. А у этих ребят известно какой темперамент: им все на свете интересно, и любовь – просто одна из великого множества занимающих их вещей. Причем далеко не самая важная. К тому же им решительно все равно, кого тащить в постель: с кем попало готовы что угодно попробовать, а потом, не потрудившись договориться о новой встрече, бежать дальше – в жизни еще столько увлекательных дел! С точки зрения местных уроженцев, страстных, простодушных и очень привязчивых крэйев[54], потомки кейифайев и правда выглядели людьми, не способными на сильное чувство – все подряд, не только богачи. Но богачи всегда в центре внимания. Вот и провели связь там, где ее нет.
– Похоже на то, – согласился я. – Здорово вы объяснили. А то я не знал, что и думать. С одной стороны, лично на меня деньги вроде бы никак не действуют, но я все-таки… эээ… не совсем местный. А с другой, в таком деле никогда нельзя быть уверенным. А вдруг все-таки действуют? И я сам не замечаю, как превращаюсь…
– Да тебе и превращаться не надо. Все и так хуже некуда, – ухмыльнулся Кофа. – С точки зрения нормального чистокровного драхха[55], ты – на редкость бездушное существо. Как и все мы, способные хотя бы изредка думать о чем-то, кроме своих сердечных страстей. И, к примеру, по доброй воле проводить свободное время с людьми, которых не планируем ни тащить в постель, ни даже убивать за то, что они этого не хотят. Ты, насколько мне известно, грешишь этим непрестанно.
– Вот настолько все сурово?! – изумился я. – Правда?
– Теоретически я, конечно, мог наспех это выдумать, чтобы отвлечь тебя от супа, – ухмыльнулся Кофа. – Но у меня алиби: все это время я тоже его не ел. Терпеть не могу говорить с набитым ртом.
– Наверное, очень трудно жить на свете таким страстным людям, – покачала головой леди Лари.
– Да не то чтобы, – беззаботно отозвался Кофа. – Вы сейчас говорите в точности как Макс, когда он решил, будто Иш должно быть тяжело жить, не зная, кем она завтра проснется – девочкой или мальчиком. Большинству из нас непросто принять тот факт, что другие могут быть устроены не так, как мы сами. И сильные люди, вроде вас с Максом, сочувствуют тем, кто на них не похож, а слабые хотят, чтобы непохожих не было вовсе; впрочем, это уже крайность, граничащая с безумием. А на самом деле быть каким-то другим – просто нормально. Как нам собой… Впрочем, что касается чистокровных драххов и прочих крэйев, их в столице Соединенного Королевства уже практически не осталось. Как, собственно, и чистокровных кейифайев или людей. Все мы тут потомки смешанных браков и просто случайных связей. Даже в моем роду переселенцев из Чирухты, чьи предрассудки предписывали жениться только на своих, затесались какие-то крэйи, причем, кажется, фаффы, если мать ничего не перепутала, когда составляла свою родословную. Но кстати, это бы отчасти объяснило, почему мне так легко дается именно искусство перевоплощения… Что тут скажешь, спасибо нашим далеким предкам, что были столь неразборчивы в связях. Неплохо в итоге получилось.
В этот момент дверь кухни снова открылась, и оттуда вышла здоровенная птица ярко-синего цвета. До сих пор я видел такую только однажды, в графстве Хотта, и теперь глазам своим не поверил – откуда бы здесь взяться птице сыйсу? В наших краях они не водятся. Ближайшую, по слухам, видели в Магахонском лесу, да и то не факт, знаю я тамошнего лесничего, с него станется индюшек с чужой фермы стащить и перекрасить, чтобы соседи не догадались[56].
Сэр Кофа, похоже, тоже удивился.
– Это что еще такое? – спросил он с хорошо знакомой мне сдержанной, а на самом деле сердитой интонацией, которая появляется в Кофином голосе всякий раз, когда жизнь перестает соответствовать его представлениям о нормальном ходе вещей.
– Птица, – сказала леди Лари. – Очень красивая, правда? Мы назвали ее Скрюух, в честь ее первого крика в нашем доме, но она пока на это имя не откликается.
