привязывались к людям, но в нее влюбились с первого взгляда, причем еще в ту пору, когда девочка наша выглядела как ужасающий василиск.
Строго говоря, она и есть ужасающий василиск, вернее, изрядно смахивающая на василиска овеществленная иллюзия с головой индюка, рыбьим туловищем, лисьим хвостом и самым дружелюбным в Мире нравом. Симпатичной рыжей девицей Базилио выучилась быть гораздо позже, при помощи леди Сотофы. Самое удивительное, что чудесное превращение совершенно не испортило ее характер. А ведь быть хорошим человеком гораздо труднее, чем славным чудовищем.
Но чего только не бывает.
Вот и сейчас, застав нас в гостиной, Базилио исполнила свой коронный трюк – обрадовалась. Ничего особенного она при этом не сделала и не сказала, но даже если бы мы с Шурфом были двумя спившимися портовыми нищими, давным-давно утратившими смысл жизни, мы бы незамедлительно обрели его снова. Мы его, впрочем, и так обрели – дополнительно, в довесок к уже имеющемуся. Но не то чтобы я был против, лишний смысл жизни никогда не повредит.
Следующим номером программы стало появление на столе напитков. Этот процесс у Базилио отработан в совершенстве. Стоит ей войти в комнату и увидеть гостей, можете быть уверены, что и минуты не пройдет, как появится слуга с напитками, причем именно теми, которые по душе собравшимся. Что в моем доме – та еще задача, народу здесь бывает много, и вкусы у всех разные. Однако все всегда остаются совершенно довольны. И это касается не только напитков. Прежде в Мохнатом Доме, как и в любом из моих жилищ, царила обаятельная атмосфера предапокалиптического хаоса, но вскоре после появления Базилио здесь как-то незаметно установилась почти пугающая идиллия. Теперь у нас все происходит вовремя, без сбоев и как бы само собой. При Базилио даже дворцовые повара, бывшие прежде главным неизбежным злом моей здешней жизни, стали готовить не то чтобы шедевры, но нормальную вкусную еду. А это уже попрание основ, в своей возмутительности граничащее с чудом.
Не то чтобы я взваливал на Базилио организацию нашей жизни. Мне бы такое и в голову не пришло. Я из тех мягкосердечных злодеев, которым проще проглотить человека живьем, чем заставить его тяжело трудиться – при том, что я терпеть не могу сырое мясо. Базилио взялась за хозяйство Мохнатого Дома совершенно добровольно. Думаю, дело в том, что она слишком часто оставалась дома одна, вот и нашла себе развлечение – собирать из разрозненных деталей быта идеальную домашнюю жизнь, как сложную головоломку. И весьма в этом преуспела, что неудивительно, головоломки – ее конек. Один из множества.
В общем, Базилио немного замешкалась на пороге, тут же отступила в сторону, пропуская слугу с подносом, а потом наконец спросила:
– Можно я с вами немножко посижу?
Вот интересно, кем надо быть, чтобы сказать ей «нельзя»?
Когда Базилио уселась в кресло рядом со мной, я заметил, что веки у нее подозрительно красные. А глаза как-то немного чересчур ярко блестят. И рыжие кудри уныло свисают вдоль лица вместо того, чтобы задорно торчать во все стороны. Все это означало, что она совсем недавно ревела. Меня не проведешь.
– Что стряслось, дружочек? – спросил я. – Кто тебя обидел? Кому голову откусить?
Уменьшительно-ласкательные суффиксы все-таки прокрались в мой лексикон. Но это не беда, когда в доме обитает столь подходящий объект для их применения.
Честно говоря, я заранее не сомневался, что никто Базилио не обижал, сама какое-нибудь горькое горюшко себе сочинила. Просто всякой юной барышне полезно твердо знать, что она всегда под надежной защитой – от кого и чего угодно. Я бы и сам от подобного знания не отказался, но мне оно по ряду причин не положено. А ей – да.
Базилио смущенно замотала головой.
– Не надо никому ничего откусывать, ты что! Меня никто не обидел. Просто, понимаешь, никак не отучусь реветь из-за любого пустяка. Вроде умом понимаю, что ничего плохого не случилось, а все равно плачу. И остановиться не могу. Наверное, у меня просто нет силы воли?
– Все в порядке, тебе пока даже положено много плакать, – неожиданно сказал Шурф.
В его устах это прозвучало, мягко говоря, несколько неожиданно. Меньше всего мой друг похож на человека, готового пропагандировать эмоциональную распущенность среди молодежи.
– Ты выглядишь как вполне взрослая девушка шестидесяти лет[59]. – продолжил он. – А ума и знания жизни у тебя, пожалуй, даже побольше, чем у твоих ровесниц, поскольку их ты унаследовала от своего невольного создателя, взрослого, опытного и чрезвычайно разумного человека. Тем не менее, не следует забывать, что на самом деле ты родилась всего полгода назад. Совсем младенец. А младенцы обычно довольно много плачут. Видимо, на первоначальном этапе жизни плач – самый простой и естественный способ установить контакт с реальностью, сообщить ей о своем недовольстве и дать возможность исправиться. Поэтому тебе пока вовсе не обязательно сдерживаться. Еще дюжину лет можешь рыдать, сколько душе угодно. А потом, я думаю, желание лить слезы пройдет само. У тебя, по моим наблюдениям, довольно уравновешенный характер.
Базилио озадаченно моргнула.
– Слушай, а ведь он совершенно прав, – сказал я. – Так что реви на здоровье. Можешь начинать прямо сейчас.
– Спасибо, но мне уже не хочется, – улыбнулась она.
