Библиотека на Обугленной горе

однако не подумала о том, чтобы захватить достаточно наркотиков. Через два дня ей стало плохо. Она обделалась и совсем ослабла. Потная, трясущаяся, она лежала, свернувшись, на коврике, где спала ребенком. Мэй принесла ей миску фейжоады, стакан воды, прохладное влажное полотенце; ее лицо при пламени свечи казалось мягким и сочувственным. Элиана помнила боль, отразившуюся на этом лице, когда она выбила миску из рук матери. Она не хотела есть. Еда ей не требовалась. На следующее утро она уехала, не попрощавшись, сбежала в Сан-Паулу, к огням, и ночным клубам, и мужчинам, которые давали ей кое-что, если она делала кое-что с ними. Элиана не возражала. Все лучше, чем состариться в лачуге на краю Пантанала, потратить жизнь впустую, как Мэй. Но здесь, в тенях, Элиана снова вспомнила лицо матери.

– Давай вернемся, – сказала она. – Я, э-э, замерзла.

– Еще минуту. Мы почти на месте.

Через несколько шагов тропинка вывела их на поляну. Маркус открыл панель в чем-то, на вид напоминавшем дерево. Неожиданно вспыхнул свет.

– Ой. – Элиана моргнула. – Что это за здание?

Здание походило на садовый сарай, только на сваях.

– Курятник, – ответил Маркус. – Парень из зоопарка велел поставить его здесь, чтобы куры не могли учуять львов. Иначе они беспокоятся.

Как и на полотенцах и на мраморе в фойе, на двери курятника красовались инициалы Маркуса, выписанные затейливым староанглийским шрифтом. Бог мой, на курятнике?

– Palhaco,[5] – сказала она громче, чем собиралась.

– Что?

– Ничего. – Она ослепительно улыбнулась ему.

Маркус улыбнулся в ответ.

– Вот, держи. – Он вручил ей длинный бамбуковый шест, к концу которого была привязана тонкая леска.

– Зачем это?

– Я же сказал, что мы отправляемся на рыбалку. – Он ухмыльнулся. – Наверное, тебе лучше подождать снаружи. Внутри здорово воняет.

Мгновение спустя в курятнике разразилась дикая какофония, на пять шестых состоявшая из куриных протестов и на одну шестую – из воплей раздраженной звезды рэпа.

– Ну давай же, маленькая засранка!

Пронзительный крик, шорох крыльев, кудахтанье.

– Проклятье!

Через пару минут дверь открылась, и появился Маркус с проволочной клеткой, в которой сидели две курицы. Птицы хлопали крыльями, но в остальном вели себя относительно спокойно, учитывая ситуацию.

– Давай его сюда.

Она вручила ему бамбуковый шест. Маркус закинул его на плечо, словно удочку. Клетка в другой руке напоминала коробку для рыболовной снасти. Маркус скрутил петлю из лески на конце шеста и нацепил ее на ногу одной из куриц.

Внезапно Элиана поняла, что он собирается делать.

– О нет, Маркус…

Он сверкнул своей фирменной улыбкой, золотые коронки блестели на фоне бледной кожи.

– Гангста, детка! Идем.

Он зашагал по тропинке туда, откуда они пришли. Она пошла следом, затем остановилась.

– Маркус?

– Что?

– Кажется, там что-то двигалось.

Прищурившись, он вгляделся во мрак.

– Должно быть, обезьяна. В лесу живет парочка. Они тебя не побеспокоят. Идем.

Элиана шла за ним, испытывая тошноту. Ей показалось, что по мере приближения к львиному вольеру куры начали оживляться. Но не особенно. Если бы меня должны были скормить той кошке, я бы кудахтала, пока голова не отвалится, подумала она. Им повезло, что они такие тупые.

Через минуту они вышли на небольшую поляну. Маркус поднялся на мостик между львиными ямами и перекинул курицу за край. Немного ослабил леску. Курица беспомощно хлопала крыльями и громко квохтала от ужаса.

– Маркус, не делай этого…

– Просто смотри! – Маркус фыркнул. – Обхохочешься. – Он потряс шестом с курицей на леске. – Поди сюда, Дрезден. Поди-ка сюда, мальчик. Пора