– Бегите в полицейский участок, – бросал он им, когда проходил мимо. – В участке безопасно.
В конце концов они с Аделиной выбрались по переулку на Четвертую авеню. Они двинулись на 26-ю улицу, затем через Мэдисон-сквер, подальше от банд, которые могли им встретиться.
– Вы чувствуете? – спросила Аделина. – Это дым.
Томми обернулся, ища взглядом небо над окружавшими их постройками, и заметил столб дыма прямо на юго-востоке.
– Думаю, это арсенал, – сказал он. – Боже, они сожгли его.
– Арсенал? – спросила Аделина. – Значит, теперь у бандитов есть оружие?
– Надеюсь, нет, – сказал Томми.
Если это было так, он представить себе не мог, как полиция сможет подавить это восстание. В городе было, наверное, еще 15 тысяч патрульных, которых можно задействовать, если считать, что они все явятся в участки. Но и в таком случае их было бы гораздо меньше, чем тех, что уже несет службу. Против десятитысячной и постоянно растущей толпы. Если бунтовщики достали карабины и винтовки, будет невозможно их остановить.
Они пересекли Мэдисон-плэйс и попали в парк, пройдя мимо скамейки, где накануне ночью проводили время за разговорами.
– Ох! – воскликнул Томми. – Ох, я дурак, черт меня дери!
– Что такое? – спросила Аделина.
– Ваше золото, – ответил он. – Я оставил золото в доме брата.
– Ну, – сказала Аделина, – грубо говоря, это было ваше золото, а не мое. – Мне отвратительно думать, что оно наполнит карманы воров и бандитов, но, думаю, оно того не стоит, чтобы возвращаться.
Он и не думал о том, чтобы возвращаться за золотом, но это не остановило его от того, чтобы самому себе дать оплеуху.
– Прекратите, – сказала Аделина. – В мире есть куда более важные вещи, чем золото. Я бы лучше проводила время в беспокойстве о том, куда нам теперь идти. Вам все еще кажется, что у меня в отеле будет опасно?
Томми обернулся через плечо. Основная масса людей двигалась в центр по широким авеню, но более мелкие группы бунтовщиков откалывались от нее и уходили на боковые улицы. Чутье подсказывало ему, что они будут распространять хаос от Ист-Ривер до Гудзона, в каждом квартиле, на каждой улице. В конце концов они доберутся и до отеля.
– Не думаю, что там безопасно.
– Куда же нам тогда идти? – спросила она. – В полицейский участок?
– Эта толпа с легкостью захватит и участок, если захочет. Но я кое-что хотел бы сказать этим людям.
– Тогда куда?
– У Семьдесят первой пехотной части арсенал на углу Тридцать пятой улицы и Пятой авеню. Бандиты могут полезть на полицию, но сомневаюсь, что они сунутся к военным.
– Я думала, армии в городе нет, как вы сказали.
– В арсенале есть гарнизон, – сказал Томми.
Это место представлялось ему единственным относительно безопасным укрытием в Нью-Йорке. Единственным вариантом кроме этого было отправить Аделину из города, рассчитывая на то, что беспорядки не распространятся на ближайшие города.
– У вас есть друзья или родственники в Бруклине? Или в Нью-Джерси?
– У меня тетка в Хобокене, – скзала она.
– Хобокен, хорошо, – сказал Томми. – Паром на Кристофер-стрит переправит вас туда, если будет необходимо.
Томми знал, что на пересечении Бродвея и 29-й улицы находится офис начальника военной полиции, поэтому он повел Аделину на запад по 26-й, чтобы срезать путь и повернуть из центра города, как только дойдут до Седьмой авеню. Им оставалось пройти еще почти десять кварталов – в нормальных обстоятельствах это было бы не так далеко. Но они прошли всего три, когда из-за угла показалась бродячая банда мятежников. Томми поспешил увести Аделину в ближайший переулок и спрятаться за сломанной телегой с отсутствующей задней осью. Он оставил дома свою дубинку, опасаясь, что по ней в нем опознают полицейского, так что к драке был не готов.
– Спасибо, – прошептала Аделина после того, как толпа прошла мимо. Томми взглянул на нее.
– За что?
– За все это. За то, что заботитесь обо мне. Вы же почти не знаете меня. Вы даже не знаете, заслуживаю ли я этого.
– Заслуживаете, – сказал он. – Каждый заслуживает.
Она вздохнула.
– Вы хороший человек, Томми Грейлинг. Вы, может быть, лучший человек из всех, кого я встречала.
– Аделина…
Она заставила его замолчать долгим поцелуем в щеку, и он ощутил, как горит кожа в том месте, где ее дыхание благословило его и ее губы подарили
