– Вот эту вот, – Полина Ивановна осторожно подтолкнула к нему того самого липкого младенца. – Других тут нет, хвала небесам. И это… Её никто не должен видеть.
Удивлённо моргнув, Арсений перевёл взгляд с перепачканной мордочки на «стрекозьи» очки на лице женщины.
– А почему нельзя? Может, тогда мы здесь останемся? – такой шанс всё здесь изучить вряд ли ещё представится! – Где я её в общаге спрячу?
– Не знаю, где, – ответила Полина Ивановна. – Только уж как-нибудь спрячь. А здесь вам нельзя оставаться…
Женщина почему-то посмотрела в сторону кровати на высоких металлических ножках, нахмурилась так, словно у неё что-то заболело, и задумчиво пробормотала:
– Уж точно не сейчас, пока она в таком состоянии…
Северов снова бросил взгляд на девчонку. Что не так с её состоянием? Разве что физиономия в варенье, ну, так это же можно и отмыть. Наверное.
То, как девчонка посмотрела на него, перевернуло всё внутри Арсения с ног на голову и обратно. На него никто так не смотрел. Никогда. Ну, разве что, может, мама, но этого мальчик не помнил. Он вообще мало что помнил о той своей прежней жизни. Теперь же под ярким взглядом синих глаз давно и, казалось бы, навсегда забытые чувства почти болезненно ворочались в груди.
– Что уставилась? – грубовато спросил он, растерянный из-за эмоций, зарождающихся под этим взглядом.
– Ты красивый, – ответила она голосом, полным искреннего восторга и, улыбнувшись, доверчиво вложила свою ладонь в протянутую руку. – Красивее, чем тётя Поля.
Арсений, задумавшись над этим спорным комплиментом, посмотрел на бледные пальчики, которые даже на фоне его небольшой руки казались совершенно миниатюрными, и осторожно сжал их.
Ни в тот день, ни на следующий, ни спустя неделю Полина Ивановна не рассказала, от кого она прячет смешливую малышку. Но её таинственные и внезапные исчезновения, полунамёки и бормотание, когда она думала, что её никто не слышит, только усиливали и без того недремлющее любопытство.
А ближе к Новому году появился Цезарь.
Нет, тогда-то он ещё не был Цезарем, тогда он был одним из кадетов, и от восстания его отделяло полгода в Корпусе и кровавая война, начавшаяся убийством на Облезлой площади и закончившаяся во дворце смертью короля.
В вечер знаменательной встречи Арсений вышел из общежития, чтобы посмотреть на первый снег. Мальчик замер недалеко от флагштока, на котором безвольно обвисло воробьиное знамя, и задумался, стоит ли сбегать за мелкой. В последнее время он почти каждое своё действие расценивал с позиции, что могло бы понравиться девчонке и отчего она, вне всякого сомнения, пришла бы в восторг. И он уже почти что решился, представив, как она будет суетиться и ловить хаотично кружащиеся в воздухе хлопья – благо, что в такое позднее время их на полигоне никто не увидит – свернул на улочку, ведущую к вагончику Просто Полины Ивановны, и замер, обнаружив, что он не один на площади. Здесь же, прислонившись плечом к колонне, поддерживающей козырёк Дома, стоял молодой человек. Запрокинув к небу хмурое лицо, он словно что-то высматривал среди низко висевших облаков, непрерывно шевеля губами. Парень выглядел потерянным, несчастным, и совершенно не подходил этому месту.
Когда месяц спустя чужак подмял под себя все двенадцать Фамилий и ходил по Корпусу, будто король, Арсений только диву давался, как он мог тогда так ошибиться, как не смог заметить в этом жёстком расчётливом человеке будущего лидера Детского корпуса и фактически единственного правителя Яхона, готового по головам идти и перешагивать через трупы на пути к своей цели.
А поздней весной, когда Детский Корпус уже не номинально, а фактически, полностью, бесспорно и беспрекословно подчинялся ему одному, Александру Королёву, уже тогда начавшему называть себя Цезарем, Арсений узнал, от кого Полина Ивановна прячет своего маленького воробья.
Нет, старая ведьма не снизошла до объяснений, но как-то, вернувшись из своего очередного похода за стену, достала с верхней полки буфета пузатую бутылку коньяка. То, как обречённо женщина пила, закусывая лишь ароматным сигаретным дымом, то, с каким мрачным видом она смотрела на Ляльку, игравшую с полосатым мячом, наводило Арсения на грустные мысли, а из-за нехорошего предчувствия почему-то хотелось бежать. Всё равно, куда. Лишь бы быстро, так, чтобы ветер свистел в ушах, а грудь болела от нехватки воздуха.
Когда первая бутылка закончилась, Полина Ивановна достала вторую и впервые за вечер заговорила. Ни к кому не обращаясь и, кажется, даже не замечая, что говорит вслух.
Из сбивчивого рассказа, который Арсений слушал, за таив дыхание и боясь, что в любой момент женщина замолчит, мальчик понял две вещи. Первая: маленькая девочка – пропавшая наследница какого-то там Руслана, о котором Полина Ивановна вспоминала со слезами на глазах и дрожью в голосе. И вторая: новая звезда Детского корпуса Александр Королёв озолотит того, кто расскажет ему, где находится смешная синеглазая девочка.
Северов не знал, откуда эта информация появилась у женщины. Не знал, можно ли к ней относиться всерьёз. Понятия не имел, почему тот самый загадочный Руслан, который вот уже несколько месяцев отказывался отвечать на послания, в которых Полина Ивановна молила о встрече, не приезжает за своим ребёнком, но план уже созрел в голове.
Даже годы спустя Арсений помнил, как отстранённо катал с маленькой Лялькой мяч, полностью обратившись в слух, как зашлось сердце, категорически отказываясь принимать выдвинутое разумом предложение. Помнил, как, не прощаясь, выбежал из зелёного вагона и долго-долго бегал по полигону,
