пытаясь убежать от собственных мыслей.
– Другого выхода нет, – уговаривал он сам себя. – Я должен.
Той же ночью дядя прислал весточку, состоявшую всего из двух слов и одного вопросительного знака: «Когда уже?» И Арсений понял, что обречён.
Впрочем, прямо тогда ни о каком обречении он не думал, само собой. В девять лет как-то не задумываешься о фатуме, о судьбе. В девять лет ты выдыхаешь от облегчения, когда сложный выбор за тебя делают родители. В случае Арсения Северова – дядя.
«Ты слишком много думаешь, – написал он в ответ на сбивчивую историю. – И, к сожалению, думаешь не о том. Ты переживаешь из-за того, что подумают о тебе чужие нам люди. Вряд ли ты дождёшься ответного сочувствия, проживи ещё хоть сотню лет. Просто будь мужчиной. Сделай то, что должно».
Несомненно, человек, писавший эти слова девятилетнему мальчику, не ставил перед собой каких-то глобальных целей. Он хотел всего лишь подстегнуть Арсения, поторопить с выполнением задания. И в своих стремлениях он не думал о том, что чувствует мальчик. Для него он и не был мальчиком. Впрочем, мужчиной тоже не был. Только средством достижения цели, орудием в умелых руках.
– Просто будь мужчиной, – перечитал Арсений и решительно уничтожил уже подготовленное для Цезаря письмо.
Он уговаривал себя, что время есть. Что одна-другая неделя всё равно ничего не решает, зато он, Северов, за эти несколько дней попытается разузнать, зачем Цезарю синеглазый воробей.
Годы спустя Арсений вспоминал о событиях тех дней с горькой усмешкой. Как наивно было думать, что его неуклюжие поиски и расспросы останутся незамеченными, как глупо было полагать, что маленький мальчик сможет обыграть взрослого мужчину, сумевшего за несколько недель подмять под себя весь Корпус. Откуда ему было знать, что Александр Королёв, ещё не тот Цезарь, которого нынче знает весь мир, но уже почти он, всегда добивается своего. Всегда поступает по-своему. И из каждой, даже заведомо проигрышной, ситуации извлекает выгоду.
Сейчас, когда стыд уже не так болезненно обжигал сердце и щёки, Арсений понимал, что та встреча не была случайной. Скорее всего, Цезарь уже знал и о расспросах Северова, и о его библиотечных попытках найти хоть что-то про таинственного Руслана. Возможно, даже о том, что Лялька, которую он зачем-то ищет, живёт прямо у него под носом. А если и не знал, то узнал бы об этом в ближайшие дни. Тогда же ему просто захотелось проучить наглого пацанёнка, поиграть. Впоследствии игра с чужими жизнями станет любимой забавой правителя Яхона.
Он наткнулся на Арсения якобы случайно. То есть, сейчас-то эта воображаемая случайность была очевидна. Тогда же, с позиции девятилетнего мальчика, всё было естественно.
– Привет, – сказал Цезарь, лениво покусывая какой-то стебелек.
– Привет, – ответил Арсений и осторожно осмотрелся, удивляясь, что забыла звезда Детского корпуса в такое время дня на полигоне. И главное, где вся его свита? Где Мастер Ти, где поклонницы, где Палачинский, в конце концов, который ходил за ним, как привязанный?
– Цветочки собираешь? – ленивая усмешка и любопытный взгляд в сторону охапки одуванчиков. Чёрт бы её побрал, эту Ляльку, с её веночками!
– Из них варенье вкусное получается… – пробормотал Арсений. – Я рецепт знаю.
– М-м-м… – травинка задумчиво перекочевала из одного уголка губ в другой. – Да ты повар? Видимо, мои источники ошиблись, утверждая, что ты на место одного из глав метишь. Или не ошиблись?
– А что, если так?
– А если так, то советую подумать, – достал изо рта изжёванный стебелёк и, покрутив его тонкими пальцами, небрежно отбросил в сторону, – кто сегодня решает в Корпусе всё. И кто умеет хорошо награждать своих людей.
Своих людей? Арсений не был уверен, что он хочет стать своим человеком для Цезаря, но стоило только этой мысли мелькнуть в его голове, как тут же пришла другая. Точнее даже не мысль, а отголосок дядиных слов. Просто будь мужчиной? Что ж, ладно.
– Зачем она тебе? – прямо спросил Арсений.
– Зачем? – мужчина довольно улыбнулся. – Зачем, – повторил задумчиво. – Ты не поймёшь. Но кто бы и что бы тебе ни говорил, обо мне, о Лялечке – не верь. Я никогда не причиню ей зла и другим не позволю. Она, если хочешь, смысл всей моей жизни. Веришь?
– Да.
Арсений ухмыльнулся, пытаясь за резковатым движением губ скрыть волну захлестнувшего его презрения, чувствуя себя трусом и предателем. Бесконечно себя ненавидя.
– Это хорошо, что веришь, – осторожно произнёс Цезарь. – Мне незачем тебе лгать.
И после короткой заминки:
– Идём.
Шли они недолго. Мимо маленького озерца, оставляя по правую руку и сзади полигон. Арсений мысленно порадовался тому, что вместе с полигоном они оставляли и зелёный вагон, где сейчас были Полина Ивановна и Лялька.
Мимо Леса Самоубийц. Минуя Институт и два корпуса общежитий. Пока не вынырнули из узенькой улочки прямо у крыльца Дома детей и молодёжи.
– Зачем мы здесь? – спросил Северов, прислушиваясь к суматошному стуку сердца и оглядываясь по сторонам.
