себе.
– Ну? – подышал на мои озябшие пальцы, спрятав их в ковше своих ладоней. – Долги когда отдавать будешь?
– А разве я тебе что-то должна? – я посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц и отвесила себе мысленный подзатыльник: «Съешь лимон, бесстыжая девка! Не выгляди такой счастливой! Не смотри на него так, словно он самый вкусный торт в любимой кондитерской!»
– А как же! – Северов начал загибать пальцы. – За то, что я тебя в Фамилию взял, за избавление от Котика, за капсулу и за Доску Почёта. За Доску – четыре поцелуя.
– Не было речи о четырёх!
– Тогда три, – покладисто согласился парень. – Плюс еще три. Итого десять.
Я рассмеялась.
– Кем был тот талантливый учитель, что научил тебя такой арифметике? Познакомишь?
– Я самоучка.
Он склонился, почти касаясь своими губами моих, и мне сразу же расхотелось смеяться.
– Поцелуешь?
Почему нет? Несмело я положила руки на мужские плечи, игнорируя безумное поведение сердца, которое разбухло в груди так, что стало почти невозможно дышать. Но отдать свой долг хотя бы частично мне не позволили непредвиденные обстоятельства. Нет, сначала-то я подумала, будто у меня в ушах зазвенело от нехватки кислорода: рядом с Северовым это уже начинало превращаться в хроническое заболевание. И только потом, когда парень разочарованно застонал, поняла, что кто-то звонит в ворота. Я удивлённо моргнула и посмотрела на красный огонёк сигнальной лампочки.
Соблазнитель юных дев поджал губы и наградил калитку убийственным взглядом.
– Не выходи под дождь и запомни, на чём мы остановились. Я вернусь и продолжим с этого момента.
Он почти до самого носа натянул мне на голову капюшон и шагнул к мини-визору, который был вмонтирован справа от калитки, одновременно связываясь по рации с центром охраны.
Из центра что-то буркнули на Северовский запрос. Мне не было слышно, что именно, но по тому, как вытянулся и напрягся мой напарник, можно было догадаться, что дело нешуточное.
Калитка открылась, по-старчески скрипнув ржавыми петлями, и на усыпанную гравием дорожку шагнули двое. Один из них был высок и широкоплеч. Светлые волосы были подстрижены очень коротким ёжиком, весьма гармонично смотрящимся на мужчине, хотя мне короткие стрижки никогда не нравились. Как не нравились и мужчины слащавой внешности. У этого внешность была именно такой: сладкий мальчик из слезоточивой мелодрамы. Тоська такие очень любила смотреть, а я делала вид, что терпеть их не могу. Впрочем, от сладкого мальчика этого мужчину отделял возраст – на вид пришедшему было около сорока – и хищный взгляд колючих голубых глаз. Мужчина вошёл в парк. Оглянулся по сторонам, словно проверяя, нет ли поблизости врагов, смахнул с лица холодные капли и уверенной походкой, нетерпеливо и раздражённо, в такт каждому шагу постукивая открытой ладонью по бедру, двинулся в сторону дворца.
Тем временем его спутник, которого я и заметила-то не сразу, завороженная удивительной внешностью незнакомца, раздражённо отбросил капюшон, холодным взглядом окинул Севера, скользнул по моему перекошенному от страха лицу, и медленно сделал шаг в мою сторону.
Цезарь выглядел уставшим, брови хмурились над запавшими глазами. Я знала, что хмурится он так, когда его мучают головные боли. Знала, что он хотел бы послать все дела к чёрту, подняться в Башню, улечься на диванчик у высокого окна, устроив голову на моих коленях и тихонько дремать, пока я буду гладить его виски.
В другой жизни я бы сама предложила ему свою помощь. В той жизни, где он был моим любящим, чрезмерно опекающим, заботливым старшим братом. А не свихнувшимся извращенцем, чужаком, о котором я, как выяснилось, совсем ничего не знаю.
Сейчас, стоя у западной калитки, я расширившимися от страха глазами следила за тем, как этот чужак идёт в мою сторону. Один его неспешный шаг – один болезненный удар моего сердца.
– Генерал! Вам не кажется, что ваш визит несколько… – ещё один взгляд в мою сторону, и я на секунду умерла, наверное. Ждала удивления, восторга, яростной вспышки, гневного оклика, чего угодно, но только не того, что Сашка посмотрит сквозь меня, не замечая, не видя. Словно я – это только испуганная девочка из Детского корпуса, которой вдруг посчастливилось увидеть самого Цезаря.
– Что ты суетишься? – незнакомец посмотрел на моего брата так, словно страдал от нестерпимой зубной боли. – Надоело.
Незнакомец был либо богом, либо самоубийцей. Никто не смеет так разговаривать с Сашкой, уж я-то знаю.
– Вы забываетесь, генерал, – в Сашкином голосе отчётливо прозвучали нотки едва сдерживаемого бешенства, но приступа ярости не было. Стремления убивать и рвать на куски тоже.
Кто ты, незнакомец, обрядившийся в костюм Цезаря? Мое удивление по полноте ощущений можно было сравнить только со страхом. Который немного стих, когда я поняла что Сашка слишком занят своими мыслями, чтобы в бледненькой ненакрашенной Ёлке рассмотреть цесаревну Ольгу.
– Я? – генерал горько усмехнулся. – Забылась Ариана, когда согласилась на условия твоего шантажа. Я не она. Покажешь дорогу, или мне искать её
