От его слов захотелось плакать и смеяться одновременно. И ещё целовать его, целовать, целовать бесконечно.
– Глупый, – я больше не сомневалась, – Разве же это риск? Я ведь…
Признаться в том, кто я есть на самом деле, мне помешала аварийная сирена, которая разрезала ночь пугающим воем, да сигнальные огни, раскрасившие дворец тревожными красно-синими пятнами.
– Началось, – констатировал Арсений. – Надо торопиться.
Спустя пятнадцать минут мне начало казаться, что я очутилась в центре гигантского муравейника. Вокруг всё деятельно бурлило, градус суеты и паники зашкаливал, охрана носилась с выпученными глазами, и, хотя сирена смолкла, тревожные огни по-прежнему освещали плачущее дождём небо.
– Сиди в спальне и даже носа на улицу не высовывай! – приказал мне Арсений перед тем, как убежать в центр, якобы для того, чтобы узнать о причине тревоги.
Я, если честно, и не собиралась. Не хватало, чтобы меня сейчас кто-нибудь узнал. Полагаю, именно сегодня цесаревну будут видеть в каждой достаточно бледной брюнетке. Хоть перекрашивайся, честное слово!
Часа в три ночи вдруг прекратился дождь, и на Кирс упала зловещая тишина. Я сидела на неудобном узком подоконнике и из-за прозрачной шторки наблюдала за тем, как хмурый Север выслушивает начальника ночной смены. Тот кипятился, махал руками и брызгал слюной.
После начала тревоги прошло всего два часа, но он поседел и постарел лет на пятнадцать. Мне очень-очень хотелось спасти этого незнакомого мне человека, но своя жизнь была дороже. Внутренний эгоист снова победил.
Я спрыгнула с подоконника, дошла до кровати и упала на неё, накрыв голову подушкой. Не знаю, кого Сашка назначил на роль виновного, но начальник смены, в лучшем случае, лишится работы и звания, а в худшем – головы.
К семи утра пятницы все, за исключением главы Фамилии, собрались в спальне, но сидели тихонечко, как мышки в научно-исследовательской лаборатории. Белые глупые пушистые мышки, дрожащие от страха. Гадающие, кто станет следующей жертвой страшного бога в белом халате.
На мою кровать кто-то опустился и осторожно дотронулся до моего плеча.
– Старуха, не спишь?
– Вот я на тебя Северу пожалуюсь, – проворчала я, снимая с головы подушку.
– Пожалуйся, – Зверь равнодушно поскрёб макушку, – Но сначала скажи, вы где пропадали полночи?
– Нигде, – я с деланным равнодушием поправила подушку, потянулась и отвернулась к окну, поджав под себя ноги.
– О… – протянул мальчишка и зачем-то добавил, сверля мой затылок любопытным глазом: – О-о-о-о!
– Не «О-о-о-о!», а слезь с чужой кровати, сопляк, а то я тебе по шее надаю, – проворчали за моей спиной, и я радостно оглянулась. – И это касается каждого!
Арсений Северов стоял на пороге спальни, и его мрачный взгляд не обещал Зверёнышу ничего хорошего.
– У меня была безумная ночь, перешедшая в сумасшедшее утро, и я предупреждаю…
– Да все уже давно всё поняли, – Зверь зевнул и перебрался на свою кровать. – Страсти какие!
Арсений упал на ближайшую к нему тумбочку, и та жалобно скрипнула под его весом, окинул уставшим взором спальню и пробормотал:
– Платформа через тридцать минут. Корпус переводят на чрезвычайное положение. Боюсь, это были наши последние каникулы.
Кто-то несдержанно вскрикнул, Берёза зажала рот рукой, а я тяжело вздохнула.
– Официально это ещё не объявили, – негромко проговорил Север, – но Колеса Фортуны с завтрашнего дня не будет. И вообще, – вздохнул, – если не случится чуда, жить нам осталось не очень долго.
Народ зашелестел возмущённо и испуганно.
– Да что случилось? – Ферзь опёрся двумя руками о спинку своей кровати. – С чего столько шуму? Неужели кто-то решился обокрасть Цезаря?
– Язык не распускай, – беззлобно бросил Север и выбил на наладоннике команду, очевидно, ту самую, которая позволяла «говорить без метафор». – По официальным данным, сегодня ночью пропала цесаревна.
– Да неужели! Быть этого не может! – проворчал Зверь, не сводя с меня задумчивого взгляда.
– А по неофициальным, – Арсений повысил голос, и мальчишка изобразил пантомиму, которая называлась «Мой рот на замке, ключ спрятан в кармане». – По неофициальным, цесаревна была похищена, как бы странно это ни звучало, дикой агентурой.
Кто-то охнул.
– И когда я говорю «дикая агентура», я цитирую одного несдержанного на язык начальника Службы безопасности.
– Мамочки… – раздалось откуда-то справа от меня. – Что ж теперь будет?
Северов потёр лицо руками и устало поднялся с тумбочки.
– А будет вот что. Сейчас вы все быстренько соберёте свои манатки, и пока их злодейство не передумало нас отпускать, ближайшей же платформой отправитесь в Корпус, – и пока я думала над тем, кого Север туманно обозвал злодейством, моего братца или его лучшего друга, парень продолжил: – Сёма за главного. Отчитаешься Светофору по синему коду.
