отрывали ему по лапке, и вот он сдох. Теперь я куда более счастлив.
– Отчего? Что не доверяешь людям? – спрашиваю я.
– Скорее оттого, что не даю повода задержаться им рядом со мной больше, чем того требует ситуация.
– Я, конечно, могу понять, если речь идет о продавце газет, почтальоне, нищем на улице и коллегах по работе. Но вопрос: что же ты тогда так горел желанием встретиться со мной, если в твоих правилах не задерживаться долго с людьми!
– А я и не сказал, что обязательно времени должно быть мало. Я сказал, сколько от этого требует ситуация. Значит, наша с тобой требует гораздо больше времени, чем с другими.
– Ой, – говорю я, притворяясь, что смотрю на часы, – и сколько же ты мне отвел?
– Пока ты будешь так искрометно язвить, то сколько угодно.
– Тогда ты попал, дорогой. Яда во мне хоть отбавляй.
– Это хорошо. Значит, тебе не все равно, – этой одной простой и короткой фразой он повалил меня на лопатки, и счет уже был в его пользу.
– То есть как? – спросила я.
– Если бы тебе было плевать на наше свидание, – ага, все-таки это свидание, – или на то, как ты на нем выглядишь, то ты просто говорила бы ничего не значащие вещи, монотонно обсуждая праздники или еще какую-нибудь чушь.
– Да, но если бы я переживала о том, как я выгляжу, то, наверное, пришла бы в настолько умопомрачительном платье, что твоя челюсть отвисла бы до пола. И, конечно же, намекнула бы, что я не ношу под это платье трусики.
– А сейчас они на тебе есть? – спросил Бен с ухмылкой.
– Знаешь, вот даже не помню, – я сделала вид, что шучу, но я и на самом деле не помню. Со мной такое бывает.
– Получается, это трусики Шредингера, – сказал Бен.
– Кого, прости?
– Шредингера, – он ставит стакан с виски на стол. – Был такой ученый, который простыми словами описал принципы работы квантовой механики. Если не грузить голову всеми терминами и тонкостями, то он поставил гипотетический эксперимент. В коробку засунули кота. И в этой же коробке был яд, который с вероятностью пятьдесят на пятьдесят мог сработать, а мог и нет. И пока коробка была закрыта, кот был одновременно и мертв, и жив. Следственно, пока не откроешь коробку, не узнаешь, что с ним. Так же и твои трусики. Пока не снимешь штаны, не узнаешь.
– Черт, это был сейчас определенно самый крутой способ снять с меня штаны. Нет, правда, – я начинаю негромко аплодировать.
– Уверен, если бы вместо гипотетического кота Шредингер сделал эксперимент на трусиках, фанатов квантовой физики было бы больше.
– Но эксперимент дурацкий, если честно. Неужели они бы не услышали, двигается кот в коробке или нет? Он бы мяукал.
– Так, понимаю, что ты гуманитарий. Мило, – он ухмыляется.
– Да, гуманитарий. Но это же не преступление.
– Что ты, это хорошо. Просто только гуманитарий пытается найти подобные альтернативные пути в обход правилам. И да, кот был гипотетический. Как метафора. Но не забивай голову, это не слишком интересная тема.
– Ой, правда? – я восклицаю и начинаю накручивать на палец прядь волос, делая вид, что жую жвачку. – А давай тогда обсудим последнюю коллекцию Patrick Hellmann! А еще я такую сумочку видела. И, кажется, мне не хватает клетчатки в организме, а мой диетолог сказал…
– Я понял, понял, – он прерывает меня. – Я не имел в виду, что эта тема тебе непосильна. Но она и правда занудная. Слушай, если бы я узнал, что какой-нибудь идиот обсуждал квантовую механику на первом свидании с такой шикарной девушкой, то либо врезал бы ему, либо очень долго и истерично смеялся.
– Знаешь, Бен, как бы мужчины ни были уверены, что женщины текут при виде мужских рук, глаз, задницы и нижнего пресса, самым главным сексуальным органом все равно является мозг. Потому что его нельзя надуть стероидами, покрасить или накачать в спортзале. Он либо есть, либо его нет. Его можно накачать только знаниями, а для этого требуется гораздо больше, чем три раза в неделю пропотеть в спортзале. И я еще никогда не обсуждала квантовую механику, причем разжеванную и интересно поданную, на первом свидании. И да, ты о ней заговорил только после моих шербурских трусиков.
– Шредингерских, – засмеялся он, но без издевки. По-доброму. – Шербурские – это зонтики. Помнишь фильм такой?
– Смутно. Помню только, кто-то пел с зонтом. Кажется, это была Катрин Денев.
– Она самая. Кстати, невзирая на все крутейшие спецэффекты, что есть сейчас в кино, всех этих сексуальных актрисочек-однодневок и прочего блеска Голливуда, кино, что делали раньше, даже в восьмидесятые-девяностые, гораздо-гораздо лучше. Оно как бы…
– Искреннее. Им больше веришь, больше переживаешь, – я заканчиваю за него и пытаюсь вспомнить, где я это уже слышала.
– Именно, – соглашается Бен. – И там больше стиля и меньше клише.
Минут пятнадцать мы обсуждаем любимые фильмы, города и страны, в которые нам хотелось бы вернуться, то, как меняется наш собственный город, и прочие темы, на которых наши мнения чудесным образом сходятся. Поначалу, как бы Бен ни пытался скрывать, было заметно, что он нервничал. Но как
