Из собравшихся, не считая Тахивран, прежде она лишь единожды видела рамана, и то мельком. Кхазар, седой, худощавый, с носом что клюв, казалось, был старше раману лет на двадцать. Стало быть, ему больше шестидесяти, неудивительно, что его мало что волнует, кроме самого себя. Джайя уже успела краем уха услышать несколько сплетен о том, что государь скрашивает досуг или глубоким трансом, или молодыми водными женами. Даже свою часть государственных дел он давно передал жене.
В отчаянной холодности чужого дворца Джайя, все время нервная и перепуганная до смерти, неожиданно обнаружила, что старается нет-нет да и поймать Бансабиру, которая задержалась в столице на неделю по каким-то делам. Отбросив попытки проанализировать собственные действия, орсовка искала Бану всякий раз, как выдавалась свободная минута. Правда, поговорить удалось всего дважды. И это все равно было лучше, чем ничего: Бансабира, прежде совершенно далекая, вызывавшая самые смешанные чувства, в свете всего, что окружало Джайю в Гавани Теней, виделась чем-то несоразмерно близким. Поэтому, когда царевна случайно, возвращаясь из Храма Двуединства, увидела, как подчиненные тану Яввуз седлают коней (их было около тридцати; видимо, остальных танша отослала «в обход» морским путем), она перепугалась не на шутку – еще не хватало, чтобы исчезла последняя соломинка!
Подобрав платье, царевна заторопилась. Бану приметила ее чуть поодаль и, закидывая седло, деловито кивнула:
– Ваше высочество.
Она была наготове: привычные кожаные штаны, рубашка на запа?х длиной до тазовых костей, с длинными рукавами, легкий плащ, который не соответствовал сезону. Светлые, холодного оттенка волосы собраны в узел, твердые, безжалостные руки, уже вполне здоровые – в перчатках до середины предплечий.
Джайя от досады закусила губу – ей никогда такой не стать.
Если Джайя приказывает – ее решения перепроверяют у отца или теперь свекрови; если приказывает Бану – даже мужчины без всякого колебания выполняют сказанное. Если Джайя в опасности – она прячется, и ее стараются увести с линии боя; если в передрягу попадает Бану – она оголяет клинки и бросается вперед или, наоборот, не удостаивает врага вниманием, потому что знает, что любой в ее окружении умрет за госпожу без тени сомнения. Если Джайя говорит тихо – значит, она смиряется с обстоятельствами; если тихо говорит Бансабира – она сознает свое превосходство и безвыходность положения соперника. Если Джайя кричит – это истерика, мужчины смотрят снисходительно, а женщины цинично усмехаются; если кричит Бану – это ярость и гнев, предвестие неминуемой и суровой расправы, и другие вжимают головы в плечи, опускают глаза. Если Джайя молчит – значит, ей больше нечего сказать; если молчит Бансабира – она уже все сказала.
Царевна отвела глаза – нечестно все-таки! Ну чем она хуже-то?!
Бансабира еще раз коротко глянула на девицу – на родине она лучше следила за эмоциями, подумала танша, изучая смену выражений на лице Джайи. Потуже затянув ремень, Мать лагерей спросила:
– Вы чего-то хотели?
– Д-да, – вернулась к реальности царевна. – Вы уезжаете?
– От вас ничего не скроешь, – лениво усмехнулась Бану. Вокруг, перекидываясь командами, грубоватыми шутками, шумели ее подчиненные.
– Но… я думала, вы останетесь.
Бану недоуменно вскинула брови: зачем?
– Ну, – помялась Джайя, – только что мне сообщили, что моя свадьба скорее всего состоится в этом месяце. Это ведь совсем недолго!
– Верно, – согласилась Бану. – Но у меня нет ни возможности, ни желания оставаться в столице дольше необходимого. Всех вам благ, раманин. – Бансабира, вздохнув, смягчилась и обернулась полностью к царевне. Покровительственно, как старшая сестра, положила руку на плечо. – Дай Праматерь, ваш брак будет счастливым, царствование успешным, а дети здоровыми.
Бану едва начала отстраняться, как Джайя перехватила соскальзывавшую руку:
– Но, может, вы могли бы приехать? Всего на денечек! Пожалуйста, Бансабира.
– О, представители всех танских домов наверняка должны присутствовать. – На этих словах Джайя расцвела. – Но видите ли, ваше высочество, у меня полно дел, так что прибыть сама я не смогу. Прислать кого-то из близкой родни после того, как в не столь отдаленном прошлом лживыми наветами отсюда едва ли не ножами среди ночи выставили моего покойного дядю, я не рискну. Так что либо троюродные братья-сестры, либо Русса, мой незаконнорожденный брат.
– Бастард?! – не удержалась Джайя.
– И слава богам, – флегматично отозвалась Бансабира. – Будь его мать земной женой моего отца – Руссу убили бы во младенчестве. А так он просто бастард и потому жив. Извините. – Бану отвлеклась. – Гистасп? – обернулась к командующему.
– Все готово, – отрапортовал тот, безотчетно откликаясь на интонацию.
Бану только кивнула, покрепче взялась за седло и поднялась на коня.
– Нам пора, – обратилась она к Джайе. – Берегите себя, раманин.
– Я еще не раманин, – понуро отозвалась Джайя.
