Связь прервалась.
Барадьер побарабанил пальцами по столу, обдумывая услышанное, а затем перевел взгляд на Таврина.
– Скажите, к чему мы не должны приближаться.
– Если я правильно понял… – Николай снова откашлялся. – Если я правильно понял, Ермолай ждет меня… и вас в гаражах.
– Спасибо за сотрудничество.
– У меня ведь нет выбора?
– Теперь нет. – Барадьер упруго поднялся. – Я вас подвезу.
Согласия не требовалось, ответа не требовалось, ближайшее будущее Николая было, с одной стороны, предельно ясным – до прибытия в гаражи, с другой – абсолютно туманным, поскольку Таврин понятия не имел, что произойдет потом. Он знал, что не в силах ничего изменить, но тем не менее набрался храбрости спросить:
– Вы позволите задать один вопрос?
– Всего один? – удивился Барадьер.
– Мне он кажется предельно важным.
– Задавайте.
– Что Ермолай имел в виду, когда говорил насчет подготовки? – выдохнул Таврин. – Что он может сделать?
Офицер на мгновение задумался, пристально глядя Николаю в глаза, и спросил:
– Что вы о нем знаете?
– Ничего, – покачал головой Таврин. – Честно – ничего.
Барадьер поджал губы, поморщился, явно собираясь отмахнуться, но затем, словно вспомнив, что в начале разговора обещал рассказать «чуть больше Евгения», ответил:
– Проект «Нейтрино» должен был завершиться успехом при любом развитии событий. Либо цель уничтожается оружием, либо корабль подходит к Проклятой Звезде и взрывается, уничтожая врага ценой жизни экипажа. Вашего друга готовили как смертника, и поверьте: готовили хорошо. Он ничего не боится и, если потребуется, устроит в ваших гаражах грандиозный взрыв.
Смертник?
Толстенький, рыжий самогонщик? Сторож из гаражей за МКАД, подрабатывающий шиномонтажом? Ночующий на продавленном диване? Смертник?! Специалист, прошедший «опережающее обучение», умеющий собрать вездеход из найденных на свалке деталей, написать удивительную программу и определяющий неисправность машины по симптомам?
А еще этот парень верил в призраков и горько сожалел, что два юных милиционера ушли неотомщенными.
Смертник?
Но Барадьер не выглядел шутником.
Он сказал: смертник – и поджал губы, показывая, что сомневаться в его словах не надо. И молчал всю дорогу, не спрашивая ни о чем. Судя по всему, Барадьер понял, что знает о Покрышкине гораздо больше, чем «случайный» Таврин, и перекрыл поток секретной информации. И Николай с сожалением признал правоту этого мужика с крупным, словно вырубленным из булыжника лицом. О чем им говорить? Барадьер знает, что такое «Проклятая Звезда» и почему ее следовало уничтожить. Наверняка прошел «опережающее обучение» или «комплексное улучшение организма». Барадьер знает правду о том, о чем Таврин даже не слышал, о том, что лежало на виду, но имело второе дно.
Они с Барадьером живут на одной Земле, но в разных мирах.
И тот мир, который изредка отражается в пьяных рассказах и недостаточно подчищенных деталях, тот мир не хочет, чтобы о нем знали.
Тем не менее, Таврин спросил:
– Скажите, неужели мы уже в семидесятых могли летать в дальний космос?
– Да, – равнодушно ответил Барадьер. – Могли.
Настолько равнодушно, что сомнений в его искренности не осталось: мы умели летать в дальний космос. Поправка: они умели, они – Ермолай, Барадьер, академик Жданов и другие люди. А мы думали, что «Союз-Аполлон» – это встреча на орбите, а многочисленные, один за другим, караваны на Луну требовались лишь для того, чтобы привезти с нее двести граммов грунта. Они посвящали себя изучению Вселенной, мы выпиливаем из их наследства смартфоны.
Как муравьи, обдирающие облицовку величественных Пирамид.
– И… – Таврин чувствовал себя полным идиотом. И в то же самое время – первооткрывателем. Он понимал, что ему повезло прикоснуться к тайне, и пытался как мог распорядиться уникальным случаем. – Мы летаем?
– Куда?
– В дальний космос.
