всего шага не хватило до богов.
Во время путешествия я много раздумывала о богах. К этому располагала сама обстановка, этот ландшафт. Иногда в этой бескрайней степи они представали более великими, чем боги, ограниченные Священными текстами и косным миром Сивики. Здесь они казались более могущественными. Непостижимыми, даже для королевского книжника и его армии буквоедов.
Я подняла в воздух пальцы, прося прощения за кощунство, привычка оказалась сильнее меня – но в молитвенном жесте не было искренности, которая наверняка требовалась богам.
Впервые за долгое время я улыбнулась, вспомнив Паулину. Надеюсь, она не слишком беспокоится обо мне. Теперь у нее есть дитя, требующее забот. Но я, конечно, знала, что она волнуется. Может быть, даже каждый день ходит в Сакристу и молится обо мне. Я надеялась, что боги ее слушают.
К вечеру мы остановились на ночевку посреди этого величественного, но ныне всеми забытого города. Каден и Финч отправились добывать какую- нибудь мелкую дичь к нашему ужину, Гриз, Эбен и Малик занимались лошадьми, мне же было сказано набрать хвороста для костра, хотя в округе не было практически ничего, похожего на дерево. Внизу у ручья виднелись какие-то высокие кусты. В надежде, что там я смогу найти сухих веток, я направилась туда, на ходу расчесывая волосы. Я поклялась себе, что больше не позволю превратить себя в загнанного зверька, каким прибыла в кочевой стан, – грязного, со спутанными волосами, жадно хватающего куски еды…
Я остановилась, пальцы машинально нащупали колтун в волосах, начали его распутывать. Я вспомнила мать и то, как она в последний раз расчесывала мне волосы. Мне было двенадцать. К тому времени я уже не один год причесывалась самостоятельно, не считая торжественных случаев, когда мастерица делала особую укладку. Однако в то утро мама сама пришла за мной поухаживать. Каждое мгновение того дня до сих пор было живо в памяти… ясная заря – редкость для наших зим, теплое лучистое солнце, день, который не имел права быть таким радостным. Мамины пальцы, нежные и легкие, двигались размеренно, она что-то негромко напевала, и это было так похоже на песню ветра в ветвях деревьев, что я невольно забыла, почему она заплетает мне волосы. Но она погладила меня по щеке и, наклонившись, шепнула на ухо: «Закрой глаза, если хочешь, Никто не узнает». Но я не стала закрывать глаза, потому что мне было только двенадцать и я еще ни разу не присутствовала на публичной казни.
Я стояла рядом с братьями как обязательный свидетель, прямая и высокая, неподвижная, как истукан – так и следовало, волосы безукоризненно причесаны и заколоты. Каждый миг, объявление вины, затягивание веревки, плач и мольбы взрослого мужчины, безумный вой, последний сигнал, а потом глухой стук уходящего из-под ног пола, краткий и ничтожный звук, разрывающий нить между жизнью и смертью, последний звук, который он слышал – вся это время я простояла с открытыми глазами.
Вернувшись в свою комнату, я бросила в огонь одежду, в который была, и вынула все заколки из волос. Я расчесывала волосы, расчесывала, пока не вошла мать и не прижала меня к груди, а я рыдала, повторяя, что жалею, что не могла помочь осужденному бежать.
Тяжело ли было Кадену отнимать жизни? Но я знала ответ. Даже гнев и отчаяние не помешали мне увидеть его глаза в ту ночь, когда я просила, скольких он убил. Тяжкий груз лежал у него на сердце. Смерти стоили ему дорого. Кем мог бы стать этот человек, если бы родился не в Венде?
Я продолжила путь, теребя колтун, пока он наконец не исчез. Дойдя до ручья, я разулась и поставила башмаки на низкую стену. Какое наслаждение – пройти босиком по прохладному песку и шевелить пальцами, позволяя песчинкам просачиваться между ними. Я вошла в воду, зачерпнула ее ладонями и смыла пыль с лица. То, что длится вечно. Здесь, среди разрушенных стен, это звучало насмешкой. Простые радости вроде купания оказываются долговечнее величественных городов. Руины и возрождение всегда рядом.
– Решила освежиться?
Я вздрогнула, обернулась. На берегу был Малик. Его глаза светились злобой.
– Да, – спокойно ответила я. – А вы уже закончили с лошадьми?
– Они могут подождать.
Бандит подошел ближе, и я осознала, что здесь мы скрыты от глаз остальных. Он стал расстегивать застежку на штанах.
– Составлю, пожалуй, тебе компанию.
Я вышла из воды.
– А я возвращаюсь. Ручей в твоем распоряжении.
Он поймал меня за руку, дернул.
– А я хочу, чтобы ты осталась, но в этот раз ты не будешь распускать свои паршивые коготки.
Рывком он заломил мне руки за спины и сдавил так, что я поморщилась.
– Ах, простите, принцесса, кажется, я был слишком груб?
Он впился мне в губы своим ртом, а рукой пытался задрать юбку, сминая ткань.
Негодяй прижался ко мне всем телом, так что я не могла даже шевельнуть ногой, чтобы лягнуть его. Он продолжал держать меня за руки с такой силой,
