Может, это о нем думала мать, когда в глазах ее мне виделись улыбка и печаль – может, она мечтала увидеть его еще хоть раз. Коснуться его. Ощутить его вкус. Так же, как я мечтала еще хоть раз почувствовать вкус Терравина. Мать оставила свою родину, проехала многие тысячи миль, когда лет ей было не больше, чем мне сейчас. Но – я была в этом уверена – то ее путешествие ничем не походило на то, которое совершала сейчас я. Я посмотрела на опаленный бесцветный пейзаж. Нет, ничего похожего.
Я отвинтила крышку и сделала глоток воды из фляжки.
Как мне попасть обратно, туда, где живут люди, я не знала этого, но знала, что лучше умереть, чем оказаться среди венданских зверей – а это были
Когда их разговоры смолкали, я на протяжении бесконечных миль слышала только сводящий с ума монотонный стук копыт по твердому слежавшемуся песку, да скрип седла под Финчем, ехавшим теперь рядом со мной вместо Эбена.
– Вы повезете меня
– Везти тебя до середины было бы бессмысленно.
– Но это на другом конце континента.
– О, стало быть, принцессы все-таки знают свою географию.
Только усталость помешала мне запустить ему в голову фляжкой.
– Мне многое известно, Каден, например, то, что через земли Кам-Ланто проходят торговые караваны.
– Ты о караванах Превизи? Вероятность, что ты здесь с ними повстречаешься, ничтожна. Они так оберегают свои грузы и жизни, что никого не подпускают к себе и на сто шагов.
– Есть еще королевские патрульные отряды.
– Они не ходят этим путем.
Он отвечал стремительно, не задумываясь, убивая всякую надежду.
– Сколько еще времени нужно, чтобы добраться до Венды?
– Пятьдесят дней, месяцем больше, месяцем меньше. Но
Моя фляжка взлетела в воздух и со всего маху опустилась ему на темя. Каден схватился за голову, а я собралась нанести повторный удар. Он бросился на меня и стащил с лошади. Мы оба с глухим стуком свалились на землю, и я снова ударила Кадена. На этот раз кулаком в челюсть. Перекатившись по земле, чтобы увернуться от ответного удара, я встала на колени, но Каден толкнул меня в спину, и я упала лицом в песок.
Остальные довольно загоготали, заулюлюкали, довольные представлением.
– Что ты творишь? Что случилось? – прошипел Каден мне прямо в ухо. Он навалился на меня сверху всем весом.
Я закрыла глаза, зажмурила их изо всех сил, пытаясь вздохнуть, пытаясь сглотнуть горький ком в горле.
Раскаленный песок жег мне щеку. Я представила себе, что лежу на снегу. Я почувствовала, как он тает на моих ресницах, легко, как перышко, касается носа. Что случилось? Да ничего, совсем ничего.
Ветер, наконец, улегся. Сидя у костра, я слушала, как он потрескивает. Сегодня мы остановились на ночлег раньше обычного, подъехав к подножию очередной гряды холмов. Я взобралась на обломок скалы и смотрела, как исчезает за горизонтом солнце. Небо и после заката оставалось таким же раскаленным добела – ночь не принесла ни капли влаги, способной изменить его цвет и глубину. Мы с Каденом не обменялись больше ни словом. На протяжении дневного пути остальные то и дело посмеивались, в притворном ужасе шарахаясь от моей фляжки, пока Каден не прикрикнул и не велел прекратить. Я ехала, глядя прямо перед собой и не поворачивая головы ни вправо, ни влево. Больше я не думала о снеге и о доме. Только ненавидела себя за то, что он увидел мои мокрые щеки. Даже мой собственный отец ни разу не видел меня плачущей.
–
Я не отозвалась. Им известно, где я. Они знают, что я не сбегу. Не здесь. И я не собиралась есть их ползучего гада, у которого наверняка живот набит песком.
Вместо этого я наблюдала, как меняется небо, из белого становясь черным. Звезды высыпали так густо и висели так низко, что, казалось, протяни я руку и смогу их потрогать. Может, я все же сумею разобраться. Что пошло не так?
Мне тогда хотелось одного: исправить то, что я натворила. Исполнить свой долг, удостовериться, что с Вальтером ничего не случилось, что не будут больше погибать невинные души вроде Греты и ее младенца. Ради этого я отказалась от всего, что полюбила – отказалась от Терравина, Берди, Паулины,