нахожусь, Настюха первая, кого из их племени встретил. Может, она вообще тут единственная девушка. Тогда я просто обязан её защитить», – думал я. «Ага, если завтра ласты не склеишь», – ввернул с ехидцей внутренний голос. Я сразу помрачнел и ещё дальше отодвинулся от дивчины.
Настя то ли не заметила, то ли сделала вид, а просто провела кончиками пальцев под глазами, вытирая слёзы, и глубоко вздохнула.
– После расстрела родителей…
– Мутантов, – твёрдо сказал Драгин.
Настя поджала губы, тряхнула головой и выдавила:
– Хорошо, мутантов. Мы ушли из школы и стали прятаться в подвалах домов. С пропитанием у нас не было проблем: охота на кабанчиков обеспечивала мясом в любом районе города. Правда, мы старались запасаться едой рано утром или вечером – днём в городе бродили чужаки. Как-то раз мы со старшими ребятами ушли далеко от пристанища, а когда вернулись, возле нашего убежища опять хозяйничали чёрные. Они хватали всех подряд, забрасывали в машины, а тех, кто сопротивлялся, били и грузили в бессознательном состоянии. Забрали всех, даже малышей, никого не оставили. Нам удалось выследить, куда их увезли, получилось пробраться на станцию, а вот в лабораторию не попали, заметили нас. Мальчишек всех постреляли – они до последнего на себя внимание отвлекали, спасали меня.
Настин голос задрожал, она снова всхлипнула, закусила губу. Слёзы текли по щекам, она не вытирала солёную влагу, и капли дрожали на подбородке крохотными бриллиантами.
– Извините. – Она шмыгнула носом, достала скомканный платок – тот самый, которым приводила в порядок мутантов, – вытерла лицо и негромко высморкалась. – Больше не буду.
– Ничего, девочка, ты, это, если хочешь – поплачь, хуже не будет, – прогудел Драгин.
Настя помотала головой:
– Нет! Я боец, а не кисейная барышня! Вы не смотрите, что я девчонка. Если надо – без сожаления убью.
– Мы уж поняли, – я кивнул на арбалет (заряженный самопал лежал под рукой у амазонки). – Дальше-то что было?
– Меня гоняли по станции, стреляя под ноги, и гоготали, когда я прыгала как заяц, потом загнали в какой-то склад. Я забилась в угол за стеллажи, приготовилась дорого продать свою жизнь, но эти сволочи и не думали нападать: бросили гранату со слезоточивым газом, а когда я, кашляя и пуская пузыри из носа, выползла на середину бетонной коробки, всадили мне дротик в шею. Очнулась я за решёткой. Голова болела ужасно, подташнивало и хотелось пить. Возле толстых, в два пальца, прутьев стояла миска с водой, так я к ней на четвереньках приползла и пила, как собака. Потом осмотрелась. Тусклые лампочки в длинном коридоре еле светили под потолком, но мне и этого хватило, чтобы разглядеть ряд одинаковых клеток с той стороны узкого прохода. Многие из них пустовали, в некоторых было по одному человеку, в других – по двое-трое, а в одной я вообще пятерых насчитала. Все из нашей общины. Не знаю, сколько я в этой тюрьме пробыла, недели полторы, наверное, если по кормёжкам считать. За это время за мной никто не приходил. Других пленников брали – и не раз, только обратно никто из них не возвращался.
Карлики устали сидеть на месте и расшалились. Настя достала из кармана комбинезона скрученную из тряпок маленькую куклу. Малыши схватили игрушку и стали увлечённо строить для неё дом из кирпичных обломков. Настёна несколько секунд смотрела на них с неподдельной любовью, а потом вернулась к рассказу.
– Однажды охранник дверь открыл и говорит: «Выходи». А у самого глаза стеклянные, и смотрит он куда-то мимо меня. Я бочком-бочком рядом с ним прошмыгнула, стою как дура и не знаю, что делать. А он руку к выходу протянул: туда, мол, иди – и снова замер оловянным солдатиком. Я к дверям. Наши в клетках за прутья схватились. Одни кричат: «Выпусти нас». Другие: «Сама спасайся». Я бы и рада всех освободить, да где ключи возьмёшь и как потом с этой оравой на волю выбираться?
В общем, выскочила из каземата и по коридору в соседнее помещение попала. А там – стол такой большой, полукругом, весь кнопками и рычажками утыканный, перед ним – вся стена в экранах, и на каждом картинки разные показывают: клетки с пленниками, лаборатории, помещения с машинами и без, узкие коридоры с трубами вдоль стен и под потолком, корпуса энергоблоков, подходы к зданиям.
Любопытно мне до чёртиков стало. Я к столу подошла, смотрю, а там сбоку несколько рядов кнопок в зелёный цвет выкрашены, и на каждой свой номер стоит. Я на первую нажала, и на экране у клетки под номером один двери открылись. Правда, пустая она была, оттуда трёх мальчишек за день до этого забрали. Хотела узников освободить, да за дверью голоса послышались, только и успела, что в щель между шкафами забиться.
Кто пришёл – не видела: они где-то в стороне стояли, а я выглянуть побоялась. Судя по голосам, двое их было. Один всё спрашивал, сколько осталось заготовок, как идёт процесс и надо ли чем помочь. Второй ему подробно всё объяснял, обстоятельно, а потом они в тюрьму к пленникам отправились. Я не стала больше судьбу испытывать, подождала немного и выскользнула за дверь.
– А как ты со станции-то выбралась? Неужели тебя не видели? – в голосе Драгина сквозило неподдельное удивление. Я тоже, мягко сказать, офигевал. Слишком ладно всё у девахи получалось – как в дешёвом кино или бульварной книжке, где у героя дела идут как по маслу: патроны не кончаются, враги – придурки конченые – мажут по-страшному и вообще ведут себя неадекватно.
– Меня как будто вёл кто-то, – сказала Настя с сомнением. – Предупреждал заранее об опасности, что ли, говорил, куда и когда спрятаться, помогал по территории ЧАЭС пройти. Сама не раз видела, когда за углом или за штабелями ящиков пряталась, как чёрные, словно по команде, от меня отворачивались.