Вот только что смотрел в мою сторону или шагал к моему укрытию, а потом – рраз! – она рубанула узкой ладошкой по воздуху – и потопал в другом направлении. Снайперы с крыш тоже не досаждали, да я и старалась передвигаться в тени зданий или пряталась за контейнерами. А выбралась по трубам, вернее, в трубе через забор. Я, когда увидела, как они от здания к зданию идут, а оттуда за ограду уходят, решила: вот он, путь на волю. Забралась по стреле экскаватора на крышу контейнера, с неё на пожарную лестницу корпуса запрыгнула, поднялась немного и соскочила на трубу. Метров двадцать пробежала, вижу: дыра – ну я и залезла в неё.
– Рисковая, – осуждающе покачал головой Драгин. – А если б ты застряла в этой трубе или в аномалию – капкан, по-вашему, – вляпалась?
– Не застряла бы и не вляпалась. – Настя надула губы. – Я же знала, что внутри безопасно и разрыв в трубе за территорией станции был.
– Откуда? – это уже я спросил.
– От верблюда! – Она высунула язык. – Знала – и всё. Думаете, я всё это выдумала?
Мы с Драгиным переглянулись.
Интересная картина маслом получалась: или девчонке устроили побег, или кто-то постарался сделать её невидимкой и подсказал, как выбраться за пределы ЧАЭС. Но кто способен провернуть такую аферу на расстоянии и без проблем? Правильно – дирижёр. Уж не тот ли самый, что вправил мозги майору, а меня научил аномалии невооружённым глазом видеть? Возникал резонный вопрос: зачем ему это? Из благородных побуждений благотворительностью решил заняться?
Странно всё это было и неправильно. «Не поступают так мутанты, – размышлял я. – Они, насколько я знаю, людей за дичь держат – мы же в их пищевой цепочке находимся. Неужели ему так скучно жить стало, что он решил поразвлечься? Или он из тех, кто был вместе с Настей? Может, это её отец или школьный учитель? А что? Вполне может быть. Во время опытов в нём не всё человеческое уничтожили, он случайно увидел Настю и решил ей помочь».
Я ещё раз провернул в голове эту мысль, словно пробовал её на вкус. И вдруг живо представил, как спасённая Настя вместе с дирижёром пустилась в народный индусский пляс, а окружившие их карлики и щупальцеротые прижали большие пальцы к безымянным и, двигая конечностями в стиле а-ля Болливуд, запели: «Джимми, Джимми, Ача, Ача!» Хорошо хоть сдержался и не заржал в голос. Правда, прыснул со смеху, но замаскировал это кашлем – типа, от пыли в горле запершило.
– Нет, что ты, – сказал Драгин. – Мы так не думаем. Верно, Паря?
Я кивнул со значительным видом и постарался отогнать прочь крепко засевших в голове танцующих мутантов.
– Ты так и не объяснила, где подобрала гавриков, – Драгин двинул рукой в сторону увлёкшихся куклой мутантов.
– А-а, – махнула рукой Настя, – я их на окраине Припяти встретила. Хотела стороной обойти, а потом смотрю, один из них прихрамывает, а другой всё время подскакивает. У нас Кирюша всё время скакал и бегал вприпрыжку, а у Ванечки ДЦП с рождения, вот он и ходил, ножку подволакивая. Я и подумала: вдруг это мальчики наши, позвала по именам, так они и прибились ко мне.
– Ну точно рисковая, – крякнул Драгин. – А если б они тебя сожрали?
– Не сожрали бы, – улыбнулась Настя. – Так ведь, Кирюша?
Один из карликов кивнул и снова увлечённо стал играть куклой.
– Я ведь из лаборатории не с пустыми руками ушла. – Настя расстегнула молнию, сунула руку за отворот комбинезона и вытащила толстую тетрадь. – Вот, сами посмотрите.
Я взял дневник экспериментов в руки, подвинулся ближе к напарнику и, подсвечивая себе налобным фонариком, бегло пролистал исписанные убористым почерком волнистые листы.
На страницах значился пол и возраст пленников, даты начала опытов и подробная запись результатов с графиками, длинными многорядными формулами и таблицами. Кроме того, довольно-таки мастерски выполненные наброски изображали различные стадии трансформации людей в мутантов.
Особо меня заинтересовали страницы с пометками «Брак» на полях. Видимо, экспериментаторам не всегда удавалось получить на выходе в должной степени злобных и агрессивных мутантов, о чём свидетельствовали отчёты с испытаний готовых «изделий» – так в этом лабораторном журнале обозначались трансформированные в уродов люди. Какая горечь и разочарование сквозили в этих записях, как убивались, как расстраивались бесчеловечные ублюдки!
Не желая впустую возиться с «отработанным материалом», горе-учёные выпускали отбраковку в Зону на прокорм «удачным» экземплярам – наверное, для того, чтобы те вдоволь потренировались на «своих» перед тем, как нападать на людей. Теперь понятно было, откуда Настя узнала, кто были те сушильщики и нюхачи у школы и почему карлики не причинят ей вреда. На страницах «малышни» тоже стояли начертанные красной пастой пометки.
Я вернул записи Насте:
– Не страшно было читать?
Она спрятала тетрадь за пазуху и ненадолго задумалась.
– Неприятно и больно – это да, но не страшно.
– Понятно. – Я хлопнул себя по колену. – Ну что ж, хозяюшка, спасибо, что не пришпилила к стене. Пойдём мы, дела у нас, а перед этим надо ещё
