совсем небольшая… Он умер, не знаю, от болезни или нет – это было давно, когда я только начинала работать Смотрителем… Я совсем забыла об этом, а сейчас вспомнила и подумала, что, возможно, именно болезнь делала его особенным. Если предположить, что процин может как-то нетипично действовать на человека, чей мозг уже поражен болезнью…
– И что особенного в этом малодушном? – перебивает меня Солара. Вихрь мыслей, наполненных испугом, проносится в голове в одно мгновение: она что-то знает, что-то заметила, что-то видела… Но капрал просто продолжает свою мысль: – Тот силент мог петь – а что особенного в этом малодушном? Ты спец по силентам, вот как бы ты описала его отличие?
– Вы сами ответили на свой вопрос, капрал, – медленно говорю я. – Он так и не стал силентом. Он… – Я заминаюсь. Как много можно сказать Соларе, чтобы не навлечь на себя подозрения? – Он потерял сознание после того, как увидел на мне эмблему Корпуса, – наконец решаюсь сказать часть правды. – Он очень сильно испугался, когда увидел мой жетон.
– Помощники Справедливости. У них ведь тоже жетоны с эмблемой Корпуса…
Солара сама делает выводы, поэтому мне остается только кивнуть, подтверждая ее догадку.
– У него сохранилась часть его воспоминаний, раз он узнал… эмблему, –
Солара тяжело вздыхает:
– Рак, четвертая стадия. Обнаружили уже при вскрытии.
Смысл этих слов доходит до меня не сразу.
– Он умер? –
Солара качает головой, затем оглядывается по сторонам.
– То, что я скажу, должно остаться между нами. Сегодня ночью… он покончил с собой.
# Глава 10
День проходит как в тумане. Все, что я вижу перед собой, – малодушный в камере. Малодушный, который смотрит на меня так, словно видит во мне своего убийцу. Малодушный, который после моего появления в изоляторе покончил с собой, разбив голову о стену ночью.
Когда прихожу в спортзал после ужина, я застаю в тренажерной зоне лишь пару курсантов. Несколько косых взглядов в мою сторону, перешептывания – и они вскоре уходят. В зоне полигона тренируются капралы – сегодня полигон выглядит как какая-то замысловатая полоса постоянно движущихся препятствий.
Швырнув рюкзак на скамейку у стены, рядом с боксерской грушей, я старательно бинтую руки.
И нет, мне не кажется, некоторые из капралов тоже на меня оглядываются.
Закар стал проклятием нашего отряда. Прошло уже несколько недель – а нас все так же избегают и обходят стороной. И это я виновата в том, что мы стали изгоями.
Удар. Еще удар. Распаляясь, я наношу удары один за другим, в полную силу, не сдерживаясь, вкладывая в каждый удар все свое отчаяние. Как же просто, когда причина проблем имеет лицо, когда есть неприятель, враг, которого можно ненавидеть, – и как же все осложняется, если винить во всем приходится только себя…
Я останавливаюсь только тогда, когда руки начинают гудеть, а дыхание сбивается напрочь. Увлеклась. Пытаясь отдышаться, понимаю, что боксерская груша точно не помогает отвлечься от дурных мыслей, скорее наоборот. Сейчас бы пробежаться…
Но и бег на тренажере не приносит ожидаемого облегчения. Это не действует на меня так, как пробежки в Просвете, чего-то не хватает, бег на тренажере кажется механическим,
Я бегу, неторопливо, с закрытыми глазами – и думаю о том, что нужно было остаться Смотрителем. Здесь, в Корпусе, я все только порчу. Если отбросить то, что случилось с малодушным, пусть даже это просто пугающее совпадение, отбросить хотя бы на время, хотя бы потому, что этому нет разумного объяснения, – все равно останется внушительный список того, что я испортила своим появлением. Из-за меня Никопол ушла из отряда, погубив репутацию Солары. Берт сломан, можно только надеяться, что он со временем оправится, – и в этом тоже есть моя вина, потому что я не воспринимала его слова всерьез, не думала, к чему приведет его желание защитить меня. Отряд принял меня, встал на мою сторону, несмотря на то, что весь Корпус теперь отвернулся от нас, а я…
А я не способна выстрелить даже в изображение человека. Юн был прав: мне не место в Корпусе, и следовало понять это раньше. Пусть я была слегка не в себе после смерти Гаспара, когда решила идти в Корпус, но ведь у меня была возможность уйти, причем она появлялась не однажды. Я промедлила – и теперь всему отряду грозит Второй круг.
Не Закар, я – проклятие нашего отряда.
Услышав громкие возгласы со стороны полигона, я открываю глаза. «Это твое лучшее прохождение Пляски». Поздравляют капрала, который, кажется, установил новый рекорд. Я замечаю Линкольн у входа в зону полигона – она внимательно смотрит на большой экран, на котором отображается объемная
