Он не стал отпираться. Помолчал, глядя на светящиеся кувшинки – и, скользнув взглядом по своим сброшенным туфлям, повернулся ко мне.
– Ты действительно так хочешь сбежать от него, что готова уйти даже в другой мир?
Я не удивилась, что он знает. Это было ожидаемо. И уже хотела ответить, что это не его дело или что я не понимаю, о чём речь… но, глядя в его глаза – цвета чая с корицей, – вдруг поняла, как сильно я устала.
Устала быть с пустотой один на один.
Помедлив, я скрутила с пальца кольцо. Сунула его в карман. Огляделась: вдруг где-то во тьме притаился Акке? С другой стороны, все эти дни я видела его, лишь когда мне приносили еду. Иллюранди не говорил со мной, не являлся во снах… и никак не комментировал ситуацию. То ли не знал о ней, в чём я сильно сомневалась, то ли не считал нужным.
У тёмных сейчас слишком много дел, чтобы Акке во-зился ещё и со мной. Разговаривал или шпионил, неважно. Думаю, по той же причине после возвращения из Айвентирри я не видела ни Морти, ни Алью: лишь Эсфориэль ненадолго заглядывал каждый день, рассказать светлым, как идут дела. Хотя, быть может, в действительности Повелитель дроу и его сестра узнали обо всём, что произошло в Айвентирри, и теперь не желали моего общества. Я не исключала и такой возможности.
Учитывая, что даже благодарность за помощь с жемчужинами мне передали через Лода.
– Дело даже не в том, чего я хочу. Дело в том, чтобы он поверил в то, что я этого хочу, – всё же ответила я. На всякий случай тихим, шелестящим шёпотом, зная, что острый эльфийский слух различит мои слова. – Я не думаю, что у меня получится уйти. Я не могу бросить всех вас. Все эти дни пытаюсь себя убедить, что мне нет до вас дела… но, думаю, Риджия меня не отпустит.
– Однако ты видела своего друга, – Фаник тоже понизил голос. – Что, если ты всё же сумеешь пройти сквозь прореху?
Я пожала плечами. Этот вариант я тоже предусматривала.
– Тогда всем будет ещё лучше.
– Кому «всем»? – уточнил принц. – Лоду – точно нет.
– Ему-то в первую очередь. Он любит свою принцессу. Они должны быть вместе. И будут, и я не собираюсь больше им мешать.
– Если б это действительно было так, он бы на тебя даже не посмотрел.
Я покачала головой.
Я тоже искала себе подобные оправдания. Так трусливо, так низко. Но факты оставались фактами и говорили сами за себя.
– Я понимаю, что тобой движет, – заговорил Фаник, когда молчание затянулось. Он больше не шептал. – Однако для этого вовсе не обязательно идти к прорехе. Если всё пройдёт благополучно… а я искренне надеюсь, что всё пройдёт благополучно… ты можешь уйти с нами. Со мной, Восхтом, дядей Эсфором. Будешь жить в Солэне, вдали от него.
– Рядом с невестой тэльи Фрайндина? – я усмехнулась. – При её-то буквально пламенной любви ко мне?
– Зато если она всё же спалит дворец дотла, будет прекрасный повод выслать её с глаз долой и спасти дядю Фрайна от самой ужасной ошибки за всю его трёхвековую жизнь.
Я тихо рассмеялась.
– Не знаю. Наверное, если с прорехой ничего не получится, я так и сделаю. Но… – я смотрела на рябь, кругами ползущую по чёрной воде, – проблема в том, что какая-то часть меня и правда хочет домой.
Я не лгала. Это и в самом деле было так. Часть меня всё ещё пребывала в восторге от того, что творится вокруг: от игр, полных риска, где на кону – судьбы государств, твоя жизнь, жизни других… только вот другая часть давно уже поняла, что это не игра. Та часть, которая устала видеть смерти, кровь, пытки и чужую боль. А что-то мне подсказывало, что при текущем уровне развития этого мира, да с учётом запущенности дел с внешней политикой – война светлых и тёмных будет не последней бедой Риджии, которую придётся предотвращать.
Да, часть меня хотела вернуться. Хотела прожить тихую, мирную,
Я никогда не отрицала, что рыцарь во мне умер с концами.
– Этот мир… тут было здорово. То, что я здесь пережила, было страшно, но я ни о чём не жалею. Только я… наигралась. – Я устало прикрыла глаза. – Я родилась там, я должна была прожить свою жизнь там. И если я смогу уйти, значит, так тому и быть.
– Мне казалось, ты не веришь в богов. Откуда же эта покорность предначертанию?
Насмешка в голосе Фаника была едва уловима, но я всё же её уловила.
– Просто я никогда не умела понимать себя, – не открывая глаз, сказала я. – А прореха – прекрасная возможность дать третьей стороне бесстрастно рассудить, чего я действительно хочу.
Это тоже было малодушно. И я это понимала. Но если когда-то я была уверена, что прекрасно умею анализировать свои мысли и чувства, – сейчас я знала, что ни черта этого не умею.
– Я не уверена, во что я верю, – зачем-то добавила я. – Если боги и есть, я никогда их не пойму. Но в то, что человек может провалиться в другой
