вызывала во мне больше: досады или облегчения.
Это уже начинало немного злить.
Поскольку кроссовки безнадёжно расклеились сразу по прибытии в Риджию, на ногах пришлось оставить туфли. Впрочем, они вполне могли сойти за современные, так что это не являлось проблемой. Положив стопку с одеждой Литы на кровать, я оглядела комнату. Выйдя в библиотеку, скользнула ладонью по корешкам магических трактатов, с которыми так часто коротала досуг. Посмотрела на светящиеся цветы, грустно мерцавшие в полумраке.
Последний раз. Может случиться так, что ты видишь всё это в последний раз, Белоснежка. Смотри. Запоминай.
Если думать об этом я могла спокойно, то прочувствовать – никак.
Я вернулась в лабораторию. Стянув кольцо с пальца, положила на стол. Посмотрела на свою сумку, лежавшую рядом; для достоверности легенды её придётся оставить тут вместе со всем содержимым. Под взглядом Лода, ждавшего поодаль, присела на корточки перед постелью.
Коротко потрепала за ухом Бульдога, лениво приоткрывшего глаза, – и, рывком поднявшись, повернулась к колдуну:
– Идём.
Я первой направилась к лестнице, ведущей вниз.
– Если хочешь попрощаться со светлыми, – произнёс Лод, когда мы спустились в пустую гостиную, – я…
– Нет, – отрезала я, прямиком устремившись к следующей лестнице. – Не хочу.
К чёрту прощания и проводы. Если у меня ничего не получится, они просто ни к чему. Если получится, они всё равно не помогут умерить грядущую тоску.
Да, я буду скучать по тем, с кем сейчас не желала прощаться. Не только по Фанику: по Восхту, по Дэну, даже по овечке Кристе. Но это тоже не могло повлиять на моё решение, и поэтому я просто продолжила идти.
За всю дорогу до ворот дворца Лод так и не произнёс ни слова, хоть и шёл рядом. Его полная отстранённость от происходящего уже начинала удивлять. Неужели настолько заела гордость? Или пришёл к мысли, что невелика потеря? Или угадал, что я лгала, и знает, что в таком случае прореха меня не отпустит, – а раз так, то и бороться смысла нет? Ведь это было бы весьма… разумным решением. Какое и следовало от него ожидать.
Однако в этом случае его может ждать небольшой сюрприз.
На сей раз обнимать меня Лод не стал. Просто взял за руку. Даже не за пальцы – за запястье. Это я уже подметила без обиды, без боли, просто констатируя факт. И отпустил он меня сразу, как мы перенеслись на один из зелёных островков Хьярты. Ночь была тихой, ясной, звёздной; серебристый свет листвы деревьев ньотт бликами мерцал в чёрных водах озера, очерчивал во тьме мраморные развалины столицы дроу, погребённые под плющом.
– Придётся немного подождать, – сказал Лод, прислонившись спиной к белому стволу ближайшего дерева.
– Ага.
Я присела чуть поодаль, прямо на траву: земля оказалась холодной, трава – влажной, но мне было всё равно. Обняв колени руками, зябшими в осенней прохладе, покосилась на колдуна.
Почему ты бездействуешь, Лод?..
Впрочем, неважно. Уже нет.
Тем более что долгого времени на размышления мне не оставили.
Вначале я увидела, как воздух неподалёку треснул. В самом прямом смысле: по хрустальному сумраку пролегли узкие извилистые полосы прозрачного марева, искривляющего пространство – словно по стеклу ударили молотком. Потом расширились, сливаясь в единый неровный овал с человеческий рост, дрожащий сантиметрах в десяти над травой. Лод оказался подле него ещё раньше, чем я вскочила, и под кончиками пальцев колдуна в воздухе засияла бледным сапфиром рунная вязь.
Неуверенно приблизившись, делая шаги в такт неровному ритму колотящегося сердца, я смотрела на зелёные обломки колонн, видневшиеся по ту сторону прорехи. Синие линии рунных цепочек загорались и таяли, впитываясь в воздух, сплетаясь в нечто большее, – и в следующий миг прозрачность прорехи обернулась голубым сиянием. Неярким, но после мягкого полумрака Хьярты всё равно слепившим, заставив ненадолго прикрыть глаза рукой.
Когда я отняла ладонь от лица, то увидела уже совсем другие колонны.
В другом мире тоже была ночь. В этой ночи заснеженный город по ту сторону сиял неоном, от которого я успела отвыкнуть. Невский проспект вдали я узнала сразу – по стеклянному глобусу, венчавшему питерский Дом книги, – и тут же сообразила, что за ребристые серо-бежевые колонны вижу прямо перед собой. Колоннада Казанского собора: похоже, прореха выводила к его парадному северному входу.
Питер. Прекрасно, была там не раз. Проще всё вышло бы лишь с Москвой. И место, и время чрезвычайно удачные, свидетелей моего появления из ниоткуда не будет. Значит, по прибытии бегу на Невский и слёзно умоляю редких прохожих одолжить телефон на один звонок; после того как кто-нибудь из них сдаётся, набираю номер отца; сообщаю ему, что блудная дочь вернулась из небытия; когда он отказывается верить своим ушам, повторяю то же самое, только более убедительно. Затем коротаю несколько часов на вокзале или в ближайшем маке и жду, пока за мной приедут, чтобы с почестями сопроводить домой. Может, даже удастся выпросить у кого-нибудь рублей сто, дабы не голодать до отцовского приезда. Учитывая, как я одета, хотя на улице зима, – версия о побеге от злобного психопата, державшего меня в плену, которая наверняка возникнет у окружающих, будет выглядеть весьма правдоподобно…