Когда он вновь посмотрел на принцессу, его взгляд уже утратил странную, непривычную, какую-то растерянную мягкость.
– Я предпочёл бы заполучить вас в честном поединке. Раз и навсегда. Чтобы вы могли верить мне. А теперь… между нами пропасть, и до любви нам обоим ещё тысяча шагов, и первые из них явно вышли не самыми удачными. – Он сидел, наклонившись к Навинии, взирая на неё спокойно и устало. – Но мне жаль, что всё получилось так. Пусть даже в нашей ситуации всё не могло сложиться иначе.
Навиния не стала возражать. Она вообще не стала отвечать. И невозможно было понять, согласна она с его словами или нет, а если согласна – с чем именно.
– Теперь, быть может, расскажете, что за опасность подстерегла вас во дворце? – помолчав, спросил Алья.
Глаза принцессы вдруг потускнели. Ресницы девушки опустились, бледные губы дрогнули.
– Вирт Форредар. Мой… мой Первый Советник, – шёпот Навинии был сухим и безжизненным, словно шелест мраморной крошки, сыплющейся тонкой струйкой. – Я пришла поговорить с ним, а он… он…
– Отравил вас?
Навиния лежала неподвижно и молча, и это заставило Алью измениться в лице.
– Что? – жёстко спросил Повелитель дроу. – Что он сделал?
Какое-то время в комнате царила тишина. Абсолютная, давящая на уши тонким противным звоном.
Хриплый голос принцессы прозвучал в ней почти громогласно.
– Он убил моих родителей. – Смуглые пальцы Навинии судорожно стиснули мягкую ткань пухового одеяла. – А я убила его.
В другой комнате другой башни тоже царила полутьма. Хотя, пожалуй, больше, чем полу-: мрак рассеивало сияние одной-единственной свечи, горевшей на столе. Её пляшущие отблески играли тенями на лице Лода, который сидел, соединив пальцы обеих рук в каком-то молитвенном жесте.
Он смотрел туда, где спала Снежка, привычно свернувшаяся калачиком под одеялом. Задумчиво, пристально, неотрывно.
– Ты не можешь вечно избегать Морти.
Негромкий, чуть выше шёпота голос Акке раздался ещё прежде, чем иллюранди соткался из теней за спинкой кресла колдуна; и Лод, оглянувшись на него, в ответ лишь изогнул бровь.
– Девочка спит, – Акке правильно истолковал его молчание. – Я пойму, если она проснётся. Ты же знаешь.
– Вот как, – колдун вновь отвернул голову. Его слова тоже были лишь немногим громче выдоха. – Пусть ей приснится что-то хорошее.
– Не уходи от ответа. – Акке без улыбки смотрел на русую макушку колдуна. – С момента похищения Дэнимона принцессе достаются одни лишь отговорки, что у тебя много дел помимо исполнения своих прямых обязанностей хальдса. Но так не может продолжаться всегда.
– Ты мне это говоришь? – Лод разомкнул пальцы резким, исполненным горечи жестом. – Я знаю, что должен перестать её мучить. Сноуи. Солгать, что не люблю, и отослать подальше от себя. Заставить возненавидеть меня. Освободить.
– И это её уничтожит.
– Да. Потому что за то недолгое время, что она прожила, люди и без того слишком часто выбирали не её.
– И поэтому ты никогда этого не сделаешь.
Вместо ответа колдун рассеянно переложил с места на место какие-то бумаги, лежавшие на столе.
– Жаль, что мы не выбираем, кого любить. Трудно было найти объект менее подходящий для этого, чем я, – произнёс Лод какое-то время спустя, мягко и отстранённо. – Уж лучше бы она и правда влюбилась в Фаника.
Акке сощурил глаза, едва заметно светившиеся во мраке:
– Она – и светлый принц? Ты действительно хотел бы ей повторения своей истории?
– Она лучше меня. И она не наследник Ильхта, а Фаник – не Морти. Он бы понял. Наверное.
Акке не выразил своё сомнение ничем, кроме вежливого молчания.
– Ты говоришь «моя история», – проговорил Лод, – но я счастливец. Трудно будет найти мужчину, который не мечтал бы оказаться на моём месте.
– Твоя верность делает тебе честь, но я-то вижу, что ты устал. Терзаться ревностью, мучиться, что не соответствуешь её ожиданиям. И поэтому… признайся наконец самому себе, – опершись на спинку кресла, Акке подался вперёд, склонившись над колдуном, который смотрел прямо перед собой. – Когда-то ты любил Морти. Всем сердцем. Но сейчас… если б ты действительно любил её, как раньше, ты бы никогда не посмотрел на другую.
Лод не отрывал светлого взгляда от пламени, сияющего на фитиле светлячком.
– Набраться смелости и признать, что я не сдержал и не могу сдержать свою клятву? Что не могу отвечать за свои слова, что был глупцом, когда думал – мне под силу выдержать то, на что я себя обрёк? Свернуть с пути, который когда-то так опрометчиво выбрал и который с самого начала не мог никуда привести? – в том, как колдун склонил голову, читалась обречённость. – Я думал об этом.
– Только что вы будете делать дальше? Даже если Морти не возненавидит вас обоих, это сделает Алья. И тогда вы оба обратитесь в мишень.
