Бегут минуты, сёстры сидят на подоконнике, обнявшись. Акеми поглаживает распущенные волосы Кейко, убаюкивает её. Макото сидит перед низким столиком, закрыв глаза. Тишина в квартире звенит, как натянутая бечева. За окном понемногу темнеет.
Входная дверь открывается так тихо, что возвращения Жиля никто не слышит. Только когда он окликает каждого члена семьи Дарэ Ка по имени, его наконец замечают. Жиль включает свет в прихожей, и Акеми вздрагивает, едва взглянув ему в лицо. И понимает, что за слова сейчас прозвучат.
Мальчишка опирается спиной на обшарпанную стену в коридоре, хватает воздух ртом и всё никак не может сказать.
— Молчи! — умоляет Акеми, прижимая к себе Кейко, словно пытаясь спрятать. — Не надо! Не говори сейчас! Нет!
Жиль коротко выдыхает, но сказанное тонет в звенящем крике Акеми. Единственное слово — последнее — отчётливо слышат все:
— …убит.
Два дня спустя тело Доминика Каро перевозят в крематорий одиннадцатого сектора. Пока Сорси провожает в траурный зал двоих полицейских с крытыми носилками, Акеми получает краткие наставления от немолодого комиссара:
— Родственники приедут попрощаться через полтора часа. Отнестись как положено, погибший паренёк — брат одного из Советников.
— Знаю, — тихо вздыхает Акеми.
— Если мне доложат, что ты или эта рыжая оторва сделали хоть что-то не по высшему классу — обеих на спецработы отправлю.
— Месье комиссар, — говорит Акеми, сложив руки на белом переднике форменного платья. — Это траурный зал крематория. Что здесь может пойти не так? Мы с Сорси — не более чем функции. Думаете, хоть кто-то из родственников умерших нас замечает?
— Я предупредил! — строго хмурит брови комиссар.
Акеми молча кивает и бредёт в подсобку за ведром и половой тряпкой. Это уже привычка: хочешь избежать ненужных разговоров — мой полы. Сегодня Акеми хочется мыть полы подальше отсюда в ближайшие два-три часа.
— Говорят, этот парень с кем-то из ваших, косых, встречался, — снова подаёт голос комиссар.
— Да пусть говорят, — пыхтит девушка, не отрываясь от шарканья тряпкой по полу.
Дешёвый, но новенький и отлично начищенный ботинок наступает на тряпку совсем рядом с рукой Акеми. Она поднимает голову, стараясь смотреть равнодушно. Комиссар внимательно изучает её лицо и чего-то ждёт.
— Ногу уберите, — вздыхает Акеми. — Тут должно быть чисто.
— Вы же все друг друга знаете, не так ли?
Девушка вытаскивает тряпку из-под ботинка, швыряет в ведро. Удовлетворённо отмечает, что брызги попали на брюки комиссара.
— Не так.
— Ну не верю. Если даже я знаю, что в этом секторе выходцев из Японии и Китая всего пять семей…
— Это не значит, что мы все общаемся, — отрезает Акеми.
От продолжения разговора её спасают вернувшиеся полицейские. Комиссар указывает им кивком на выход, награждает Акеми долгим пристальным взглядом. Девушка давит раздражённый вздох, отворачивается и продолжает возить тряпкой по чёрно-белым плитам пола. Она напряжённо вслушивается в звук удаляющихся шагов, замирает, сидя на корточках; и только когда снаружи стихает шорох колёс электромобиля, Акеми оставляет тряпку в покое. Уходит в подсобку, тщательно моет руки, стараясь не намочить засученные рукава, а когда возвращается, обнаруживает в комнате перед траурным залом Кейко.
Младшая сестра стоит, прислонившись к стене у входной двери, и тяжело дышит. На раскрасневшихся, покрытых пылью щеках пролегли дорожки от слёз, но глаза у Кейко сухие. Она ловит удивлённый взгляд Акеми и коротко выдыхает:
— Жиль сказал.
Акеми приносит из подсобки кружку воды, протягивает сестре:
— Попей. Потом пойди умойся. Умывальник у нас вон там.
Кейко делает несколько глотков, возвращает кружку. Медленно обводит взглядом комнату, задерживаясь на стоящих вдоль стен скамейках и вешалке для одежды, и робко смотрит на приоткрытые двери траурного зала. Акеми снова мучает желание закрыть сестру собой.
— Ну зачем ты пришла? — с мольбой спрашивает она. — Мученица…
— Кто-нибудь ещё пришёл его проводить? — не сводя глаз с дверей, откликается Кейко.
— Семья должна приехать через час. Тебя с работы не уволят?
— Я три ночные отработаю. Хозяин отпустил.
— Кей-тян, я прошу: попрощайся и уходи. Полицай тобой интересовался…
— Пусть, — перебивает Кейко. — Это только моё, анэ. Моё и его. Я пройду?
Акеми кивает и добавляет:
— Там Сорси.
