— Я клянусь, брат, — хрипло повторяет Бастиан Каро. — Прощай.
И первым покидает траурный зал.
8. Мизерере
Ночью в квартире Дарэ Ка никто не спит. Акеми и Жиль пытаются убедить отца и Кейко, что дома оставаться опасно.
— Ото-сан, надо уходить как можно скорее! — просит Акеми отчаянно. — Я уверена, что за нами придут первым делом.
— Акеми, мы ни в чём не виноваты, — размеренно и спокойно возражает Макото. — Закон в Азиле един для всех. Я уверен: полиция разберётся во всём очень быстро и накажет виновных.
Жиль, жующий кусок рыбы, завёрнутый в тонкую лепёшку, мычит и качает головой, демонстрируя, что его мнение не совпадает с мнением главы семьи.
— Закон есть для нас, есть для Второго круга и, возможно, для части жителей Ядра. Но, ото-сан, нет закона для таких, как Советник Каро. Ты просто не видел его лица вчера. Он расправится с нами только потому, что его брат погиб в нашем секторе.
— Анэ, — тихонько окликает её Кейко. — Я остаюсь здесь. Я виновна. Ники не стало из-за меня. Не хочу прятаться и не вижу смысла. Ото-сан, уходите вместе с Акеми.
Она ставит перед собой на низкий столик любимую чашку, лёгкими движениями поглаживает её ободок. Глаза Кейко прикрыты, лицо ничего не выражает. Волосы уложены в строгую причёску, закреплённую маминой палочкой-заколкой. Девушка одета в чистое самодельное кимоно, и со стороны кажется, что она ждёт гостей.
«А ведь и правда — ждёт, — с ужасом понимает Акеми. — И никуда не уйдёт отсюда».
— К-кей-тян, они ж-же убьют тебя, — озвучивает её следующую мысль Жиль.
— Пусть, — отрезает она.
— Ото-сан! — умоляюще обращается Акеми к отцу. — Не молчи!
— Я останусь с Кейко. Вы идите.
Она открывает рот — возразить, раскричаться, потребовать, чтобы отец и сестра были благоразумны, но… Макото вскидывает руку, обращённую к старшей дочери раскрытой ладонью, обрывая её нерождённый протест. «Это моё право — право решать. Это то, что ты обязана уважать», — говорит этот жест, и Акеми вынуждена повиноваться.
Она сутулится, поникает головой. На глаза наворачиваются слёзы, но девушка сдерживается из последних сил.
— Куда же я пойду… Вы — всё, что у меня есть. Ото-сан, имо то… — шепчет она.
Мир сужается до размеров квартиры под самой крышей дома. Сейчас вся реальность Акеми помещается в маленькой красной чашке в руках сестры. И самое ценное, что есть — мудрый взгляд отца, нежная улыбка Кейко, родной запах на подушке…
— Город большой, он спрячет тебя, — уверенно говорит дочери Макото. — У нас есть друзья.
— И я б-буду с т-тобой, — пытается улыбнуться Жиль.
Акеми не выдерживает. Садится на колени перед неподвижной Кейко, берёт её за руки.
— Кей-тян, родная, одумайся, — сбиваясь, умоляет она. — Сейчас больно, но и эта боль уйдёт. Надо жить, имо то! Нельзя так… Давай уйдём, спрячемся, переждём в тихом месте и начнём всё заново! Кейко, у тебя всё впереди, нельзя сдаваться!
Младшая сестра смотрит ей в глаза жутким, пустым взглядом. Как будто та, которую Акеми знала восемнадцать лет, ушла, оставив лишь оболочку.
— Мне некуда бежать. Перебитый Код доступа меня выдаст первому же встреченному полицейскому. Я не хочу тянуть тебя за собой, Акеми. Но я обречена. Оставь меня и уходите вместе с Жилем.
— М-месье Дарэ К-ка…
— Жиль, я сказал, — строго отрезает пожилой японец.
Мальчишка, машет руками: вы не так поняли, я не о том!
— П-простите, я зн-наю, как для в-вас это важно… Н-но меч! Его найдут, и… — сбивчиво пытается объяснить он.
Макото кивает, соглашаясь.
— Если верно то, что говорят люди, реликвия нашего рода станет причиной ложного обвинения.
Он тяжело встаёт, придерживаясь рукой за стену, и медленно уходит в комнату. Словно за эту ночь глава семьи постарел лет на двадцать. Акеми провожает отца тоскливым взглядом и решается ещё раз воззвать к рассудку Кейко:
