вдогонку бросятся члены фемгерихта.
Вокруг стремительно собралась толпа, раздались крики: «Покажи, покажи!» В смысле – требовали показать выбитый глаз. Едрическая сила, я что, впрямь выбил глаз этому идиоту? Это значит, придется разбираться долго, с криками и воплями. Если только меня прямо здесь, на улице, не прирежут.
Мои стоны заглушил рокот толпы.
Бородач приложил палец к глазу и тут же, отняв, завопил:
– Да вот же, вот! Глядите! Покалечил!
Вокруг его глаза расползлось синюшное пятно.
Я кое-что сообразил, но пробиваться с боем просто не оставалось сил.
Раздались выкрики, которые показали, что народ негодует. Кто-то подогрел толпу, заорав:
– Да он, наверное, чужеземец! Приперся сюда и решил поучить нас, честных граждан Одирума!
Толпа гневно загудела.
Ух-х, какая дешевая разводка! В другое время и в другом месте я бы показал этим уродам, но сейчас, без оружия и сил, все, что я мог – это просто откупиться.
Бородач сказал, что за травму полагается платить наличными. А если нет наличных, он имеет полное право определить меня в долговую яму. Хозяин ушастого добавил, что его скотина пережила потрясение и теперь – он готов поклясться! – не сможет больше перевозить грузы, и что надо бы взыскать с меня деньгами за всё.
Чувствуя, как земля уходит из-под ног, я дерзнул вставить пару слов в защиту, но бородач легко приподнял меня над землей и хорошенько встряхнул:
– Молчи, презренный!
В другое время… Впрочем, это я уже говорил. Сейчас у меня не было сил и возможности вывести мерзавцев на чистую воду.
Владелец осла добавил жару, издав страдальческий стон:
– Смотрите, у Азима уши поникли!
Уши Азима и впрямь поникли, как листья салата, надо полагать, от воплей бородача.
Крикун из толпы не унимался:
– Да он точно чужеземец, я видел, как он сегодня въезжал в Авандон!
Сейчас меня размажут по стенке, оберут и скроются, и толпа будет приветствовать всё, что со мной сделают – ведь это я виноват, ну а поскольку меня поименовали чужеземцем – я виноват вдвойне, ведь всякому обывателю известно – от чужеземцев все зло, и только от них.
Бородач налился кровью, и я понял, что сейчас мне навешают хороших люлей. И главное: дать отпор нельзя – я чужеземец, а верно накрученная толпа просто разорвет меня за любое сопротивление!
Краем глаза я заметил, что кулак бородача – да не кулак, молот! – покрытый черной густой шерстью, начал уходить вниз для смачного удара…
В этот миг за спиной раздались дикие вопли. Это отвлекло бородача. Он заинтересованно уставился поверх моей головы, впрочем, все так же удерживая меня за ворот сорочки.
Мне хватило мгновения, чтобы сообразить – это завертелись дела в харчевне «Синий бык». Повара, очевидно, слишком эмоционально отнеслись к появлению «обкуренного» Амирна. В любом случае нужно срочно линять, иначе плохо мне будет. То есть – еще хуже, чем сейчас.
Вопли стали громче, и толпа, позабыв обо мне, ринулась к ресторану. Бородач растерялся и ослабил захват. Дядька с ишачонком куда-то делся… Нельзя было терять момент! Я пнул бородача в коленку и одновременно укусил за палец. Он взвыл – вернее, это я понял по открытому рту, что взвыл: за шумом толпы отдельных выкриков было не разобрать. Конечно, он меня отпустил. Из чувства мести я всадил каблук ботинка в носок его туфли. Он скрючился, кто- то из толпы пихнул его в зад… Его шатнуло на меня, и – честно! – мой кулак с перстнем Вирны невзначай соприкоснулся с его носом. Ну совсем случайно, правда.
А вот по жирному загривку я врезал уже от души. Бородач кулем рухнул на мостовую, его мгновенно захлестнул людской вал. Не страшно: у мужика прослойка жира как у породистого борова, кости уцелеют. Зато впредь трижды подумает, прежде чем пытаться развести на деньги незнакомцев.
Набрав воздуха в грудь, я пригнул голову и юркнул в толпу. Ох! Люди наваливались, пихались, пытаясь выдавить внутренности: толпа текла в направлении харчевни. Нет, я понимаю, народ любит зрелища, но нельзя же так, ребята! На моих глазах двое представительных купцов, столкнувшись, немедленно принялись рвать друг другу бороды.
Я все глубже ввинчивался в толпу, двигаясь поперек течения. Мелькали пестрые одежды, пыльные сапоги и ботинки, шитые бисером туфли. Вслед мне сыпались проклятия, кто-то – я не разглядел в толчее, кто – съездил мне по ребрам. Удар был скользящим, но печенка все равно екнула. Я отмахнулся не глядя, ускорил ход, задействовал локти, боднул чью-то перекошенную харю и… наконец-то вывалился из толпы на простор, раскинув руки от счастья.