– А мне казалось, – холодно перебил мужчину Дрон, он единственный из осназовцев участвовал в этом разговоре, в то время как его напарник контролировал задержанных наёмников, – что, принимая российское подданство, вы, как и остальные представители вашего клана, клялись в верности Его Величеству и прилюдно, на Библии, отрекались от своей прошлой жизни. Так чей вы патриот, господин Ле Жак?
– Я… – мужчина скривился, то ли от боли в разбитом лице, несмотря на то что ему вкололи лошадиную дозу полевого стимулятора, то ли поняв, что ляпнул лишнее. – Естественно, что я патриот этой страны…
– «Этой страны»? – совсем уж ледяным тоном переспросил осназовец.
– Я верен России и Его Величеству! Своими сомнениями вы оскорбляете меня, – возмущённо заверещал аристократ. – Но поймите, «бонапартистам» ведь не объяснишь, что мы не имеем более к Франции никакого отношения! Для их чугунных мозгов великий род Ле Жаков навсегда останется врагами номер один, и они не успокоятся, покуда нож гильотины не отсечёт голову последнего Ле Жака от тела!
Говорил этот человек с трудом, однако много и охотно. Фактически он не умолкал с тех самых пор, как понял, что мы не собираемся его убивать, и ему была оказана первая помощь. Причём, несмотря на то что по рождению он был иностранец и русский не был для него родным, акцента в его речи практически не чувствовалось. Наоборот, он выговаривал слова чересчур правильно, как это бывает только у тех, кто учил чужой язык основательно, но в зрелом возрасте.
– Они будут выкручиваться, как только смогут, стараясь не выдать своих настоящих нанимателей, – презрительно добавил он, бросив быстрый взгляд в окно. – «Бонапартисты» умеют манипулировать людьми… возможно, они даже обвинят в чём-то меня, но поверьте мне, господа! Это будет грязная ложь! А их намерения, что ж – вы можете сами судить об их решимости, ведь они даже сумели выкрасть моего сына из самого Императорского колледжа! Они были готовы сломать беззащитному ребёнку жизнь, лишь бы утолить чувство мести своих нанимателей. Не убоялись даже того, что мой мальчик жених внучки легендарного генерала Лопатина…
Мужчина с нежностью погладил слипшиеся вихры сидящего рядом с ним молодого человека, и тот, ободренный родительской лаской, даже как-то приободрился и расправил плечи. Эту откровенную чушь сидящий по другую сторону стола от меня рыжий урод вставлял при каждом удобном случае, и я уже готов был взорваться, если бы не жмущаяся ко мне Андриана, которую откровенно трясло от каждого слова её родителя и которая побелевшими пальцами сжимала мою руку в перчатке, словно утопающий спасительную соломинку.
Впрочем, отцу на неё было абсолютно наплевать. Его внимание было сосредоточено исключительно на сыне, а дочь, похоже, Жан-Клода совершенно не волновала. Да что уж там говорить, его ни капельки не заботило то, что девушка после всего пережитого, вместо того чтобы находиться рядом с ним, буквально висит на каком-то незнакомом парне, пусть он и участвовал в освобождении его семьи. Благо кто я такой и откуда, никто ему сообщать не спешил, сам же он, насколько я понял, был подслеповат, и после того как наёмники разбили его очки, не смог рассмотреть герб колледжа на моём правом плече.
– Хватит… врать… – вдруг тихо произнесла Андриана.
– Что? – Ле Жак старший удивлённо посмотрел на дочь, словно бы недоумевая, как так случилось, что «это» умеет разговаривать.
– Я говорю – хватит пи… фи… физдипеть! – дрожащим голосом проблеяла Андриана, ещё сильнее стискивая мою руку. – Ты пытаешься играть в свои игры даже сейчас! Неужели тебе не жалко нас – своих детей!
– Мразь! Да как ты смеешь открывать свой поганый рот… – бешено пуча глаза, прорычал её отец, мгновенно багровея, что было заметно даже под покрывающей его лицо щетиной. – Да я тебя…
Он начал приподниматься со своего места, сидящий рядом с ним парень позеленел, отодвинулся от отца и сейчас, похоже, собирался брякнуться в обморок, а девушка, издав тихий писк, затряслась всем телом и сжалась. Из глаз Андрианы потекли крупные слёзы.
– Сел! – еле сдерживая себя, тихо прорычал я, накрывая своей рукой совершенно обескровленную ладошку девушки.
– Что? – вновь будто попугай повторил Жан-Клод, уставившись на меня с таким видом, словно бы только что заметил. – Да как вы смеете…
– Я сказал – сел и заткнулся. Тебя я уже наслушался.
– Вам лучше сделать так, как говорит этот молодой человек, – насмешливо посоветовал осназовец, который в обманчиво расслабленной позе стоял, привалившись плечом к стене.
Вот только последние пять минут смотрел он не на бывшего заложника, а исключительно на меня, и, признаться честно, от этого взгляда мурашки так и бегали у меня по спине, несмотря на клокочущую во мне ярость. Почему-то сейчас я ощущал себя разъярённым боевым хомячком, в аквариум к которому подсадили побитую плешивую крысу и с интересом наблюдали, как сложатся взаимоотношения между грызунами.
– А вы, девушка, не бойтесь, – добавил Дрон, и губы его искривила лёгкая улыбка. – Если хотите что-то сказать – говорите.
Я ободряюще погладил ладошку Андрианы, и она, вдруг перестав дрожать, в первый раз за весь этот разговор подняла влажные от слёз глаза на отца. К моему удивлению, секунду спустя тот отвёл взгляд, и в этот момент мою рыжую, как и все её родственники, подругу прорвало.
– Мне это надоело, отец! Я не хочу больше быть тенью брата… ничем, пустым местом, которое все по недоразумению называют твоей дочерью! – срывающимся голосом закричала она. – Я не хочу больше гробить свою жизнь в угоду твоим безумным планам…
– Андри… – почти лопаясь от бушующих внутри него эмоций, выдавил из себя мужчина. – До-чень-ка, мы можем обсудить это позже…
