впиваясь в его спину. Я неотрывно смотрела в его мерцающие в темноте глаза. Наши дыхания смешивались. Вдох-выдох, и я, подчиняясь ладоням на спине, невольно подалась навстречу, снова теряясь в томительном и требовательном поцелуе. Казалось, что я падаю в пропасть, откуда нет возврата.
Неуловимое движение, и я оказалась лежащей на спине, а он навис сверху на локтях, надежно придавливая меня бедрами к полу. Его горячие губы блуждали по шее, сводя меня с ума. Обрывки мыслей растворялись в уплывающих звездах, я задыхалась от сладкой неги, что отзывалась в животе болезненным потягиванием, мое дыхание становилось тяжелым и неравномерным, тело — непослушным и невесомым. Огромное дерево, на вершине которого я тонула в запахе темной смолы и терпкого сандала, неслышно шелестело листьями и медленно качало нас под бархатом ночи.
В какой-то неясный момент настойчивые страстные поцелуи и ласки стали нежными и мягкими, бережно возвращающими меня из пропасти, куда я почти упала. Телом ощущая его возбуждение, грозящее поглотить нас без остатка, я гладила пальцами лицо аттара, доверчиво вглядываясь в глаза. Он, заботливо обнимая меня, шепнул одними губами:
— Не сейчас, — и аккуратно прижал к себе, обездвижив руками и ногами, позволяя нашим сердцам вернуться к прежнему спокойному ритму. Разбуженное тело болезненно ныло, но я была благодарна Тангавору. Он прав, не время, не сейчас. Не тогда, когда все так неясно…
— Хочешь увидеть другие осколки? — выдохнул он над ухом, посылая по телу пряную волну.
— Да.
Аттар мягко отстранился, встал и подошел к одному из стоящих вдоль перил сундуков. В неясном свете звезд я увидела, как он достал мощную треногу, расправил ее и сверху закрепил огромный сложный телескоп. Повозившись с настройками и направлением объектива, Тангавор повернулся ко мне.
— Иди сюда, — шепнул он, протягивая руку.
Ослабевшие ноги плохо слушались меня, и, пошатнувшись, я практически упала в его объятия.
— Держись. — Его руки стиснули мою талию.
Я судорожно вздохнула.
— Смотри сюда.
Я склонилась над окуляром.
Тепло его рук мешало сосредоточиться на том, что вижу. Поморгав несколько раз, я наконец смогла сфокусироваться на картинке. Секунда, другая… и я ахнула: среди бескрайнего космоса была легко различима полупрозрачная сфера, внутри которой плавал неровный, грубо сделанный перевернутый конус, краями касающийся стен стеклянного шара. Словно гора, срытая и опрокинутая вверх подошвой, на которой покоился целый материк. Так вот ты какой, осколок Мертвых миров.
— А что там внизу у «тарелки»?
— Недра, полезные ископаемые, подземные воды…
— Там тоже есть Древо Жизни?
— Да, на каждом осколке.
— Это невероятно…
Невероятно красиво и грустно…
Глава 14
Не помню, чтобы я так реагировала на других мужчин. Сердце, словно шальное, металось внутри. А губы горели от воспоминаний и расплывались в счастливой улыбке. Впервые после Романа поцелуи вдруг показались мне чем-то большим, чем простое влечение. Я мысленно уговаривала себя остыть. Глупая, сказки не про таких, как я. Но робкая надежда уже поселилась в душе, качая меня в ласковых руках фантазий. Я стискивала пальцами окуляр и усиленно пыталась думать о том, что вижу, а не о том, что чувствую. Осколок Мертвых миров. Перед глазами прекрасный тысячелетний Призрачный мир. Старательно пыталась представить, что я стою в центре точно такого же мира. А потом не выдержала и нервно захихикала.
Аттар, выкладывающий еду из корзинки на низенький столик, замер и удивленно взглянул на меня. А я все смеялась от неожиданной мысли, неудержимо, почти истерично, до слез.
— Бедный Коперник! — Я задыхалась от смеха и едва могла говорить.
Но аттар сразу понял, отчего я развеселилась. Рассмеялся и добавил:
— Ну тогда уже и Птолемей с Аристотелем и Пифагором, да и со всеми остальными греками тоже.
Вот ирония, у богов, оказывается, есть чувство юмора! Человечество так мучительно долго сначала доказывало, что земля таки круглая, а не плоская. А потом, что она вовсе не центр Вселенной. Так тщательно бороться с ложным представлением о мире, где небо твердое, а звезды приколочены, и
