– Пап… – Меня немного оскорбляет предположение отца. – Смотри.
Показываю ему снимок с телевизора с объявлением о пропаже, следом переключаюсь на ее профиль во «ВКонтакте».
– Видишь? Это она. Мне показалось, что я недавно ее видел. Вот, пытаюсь понять, она – не она.
– И?
– Дай мне минуту.
В ее профиле ничего нужного: цитаты, мемы, картинки. Семейное положение: в активном поиске. Цинично шучу про себя: похоже, нашла.
В расширенном виде появляется нужное – это ее школа. Запоминаю и снова открываю карту, хотя испытываю опасения, что девочка уже не жива, и как тогда поведет себя карта интерфейса? Покажет ли хотя бы местоположение тела? В любом случае, если информации будет недостаточно, придется звонить родителям и что-то выдумывать, чтобы помочь им найти дочь.
В этот раз ЕКИИ достаточно. Метка на карте показывает, что Оксана где-то за городом, километрах в шестидесяти. Увеличиваю масштаб и вижу поселок, одноэтажные дома, проселочные улицы. Уже поздно, но в доме, где находится девочка, горит свет. Ничего не разглядеть, но карта обозначает и улицу, и номер дома.
– Она, пап.
– Звони! – Он вскакивает с дивана.
Я колеблюсь. Звонить со своего телефона – не лучшая идея. Обязательно возникнут вопросы. Откуда узнали, гражданин Панфилов? Почему сразу не сообщили? Увидели по телевизору? Вы – экстрасенс? А может, сами принимали участие в похищении девочки?
– Да звони же, я тебе говорю! Ты представляешь, что чувствуют ее родители? – Отец гневается, взбешенный моим промедлением.
Как же включить антиопределитель номера? Хотя какой в этом смысл, все равно у сотового оператора вытащат, откуда звонок был. Обреченно набираю номер родителей Воронцовой.
Мне сразу же отвечает женский взволнованный голос:
– Алло!
– Здравствуйте… – я не знаю, с чего начать. – Вы – мама Оксаны?
– Да-да, это я, вы знаете, где она?
– Оксана в области. Записывайте: поселок Листвянка, улица Куликова, дом 19.
Отец недоумевает, но я показываю ему, что объясню все потом. Повторяю адрес еще раз.
– …Да, все верно. Прямо сейчас она там.
– Она… – Голос в трубке замирает, боясь произнести то, что может стать приговором. – Она жива?
– Она жива, – отвечаю, надеясь, что будь Оксана мертва, система как-то пометила бы это.
Слышу, как мать девочки облегченно рыдает, а потом трубку берет ее муж.
– Здравствуйте! Я – Михаил, папа Оксаны. Спасибо за информацию, но откуда она у вас?
– Просто проверьте этот дом. Не теряйте времени, срочно сообщите в органы.
– Как вас зовут?
– Филипп. Если будут вопросы, звоните на этот…
Связь обрывается. Лишь бы не приняли за тупой телефонный розыгрыш, вполне возможно, что им уже звонили какие-нибудь идиоты, подкидывая ложную информацию о дочке.
Разговор вымотал меня. У меня не осталось никаких сил, и, избегая вопрошающего взгляда отца, я смотрю на свои показатели: полностью обнулен показатель духа. Возможно, дух – это некий аналог маны, который нужен для использования системных способностей. Или снижение духа связано с общей усталостью? Завтра, выспавшись и в спокойной обстановке, уточню у Марты.
– Где ты ее видел? – чеканит слова отец.
– Там и видел, пап.
– Где это «там»?
– Что у вас тут? – Это Кира. – А где Кирюша?
– Он спит, перенес его в спальню.
Сестра уходит проверить сына. Как же хорошо, что она задает сразу несколько вопросов – можно отвечать только на последний.
– Филипп?
– Там и видел – в поселке. Ездили по работе.
– И адрес так сразу запомнил?
Отец любит детективы и легко ловит нестыковки в любых показаниях. Борюсь с желанием как-то отговориться и уехать домой, а то он и себя накрутит, и матери расскажет, а той только дай повод попереживать.
