Ни он сам, ни его родня более не сражались за Артура, даже когда прослышали о нападениях на Британию и даже в Артуровом походе на Восток. Это раздражало его сторонников, и они скорбели о его настрое – покаянном сокрушении и усмиренной гордыне после того, как он потерял себя ради любви и теперь отрекся от любви ради верности.
И вот дошли вести о предательстве Мордреда – и о том, что Артур вооружается против собственного своего королевства. Ланселот яснее осознал, что стал жертвой вероломства. Он отчасти подумывал о том, чтобы собрать войско в помощь Артуру. Но гордость удержала его, и мысль о Гавейне, к коему он был так несправедлив, и о его холодном презрении. Он решил, что все равно придет, если король позовет его. Где была Гвиневера – у него недоставало сил приехать в Британию без того, чтобы воссоединиться с Артуром. Неужели она прекрасна и лжива, как говорили люди (и Мордред)? Легко оставила она его и, по-видимому, не испытывала жалости к его мукам и не поняла его раскаяния. Если бы она послала к нему рассказать об опасности, он бы приехал. Но не было вестей от Артура, которого направлял Гавейн. Не было вестей от Гвиневеры, которая выжидала своего часа. Ланселот не уехал, но пребывал в Бенвике. Солнце вышло и засияло после грозы, и на сердце у него полегчало. Он позвал музыкантов и велел всем веселиться, ибо в жизни есть еще надежда, но он не знал, что течение судьбы поменялось и прилив он упустил.
Конспект II в самом начале довольно близко повторяет Конспект I, вплоть до: «воля его была подчинена, и он отрекся от верности». Далее следует:
Гавейн догадывался, но Мордред был настороже. Так возникла междоусобица и распался Круглый Стол, о чем многие сложили песни. [Неразборчивое слово] первая туча сгустилась над Артуровой славой. Мордред, действуя исподтишка, предостерегает и Ланселота, и короля. Великий гнев короля; Гавейн пытается его унять, но Мордред до поры завладел вниманием короля. Он клянется, что и Ланселот, и Гвиневера будут казнены по обвинению в измене – согласно справедливому закону. Но предупрежденный Ланселот забирает Гвиневеру и спасается бегством (все, как рассчитывал Мордред), тем самым подтверждая свою вину. При нападении на замок убиты многие, включая Агравейна и Гарета, родичей Гавейна. Только тогда Гавейн соглашается присоединиться. Он бросает Ланселоту вызов, чтобы не погиб никто больше из благородных рыцарей. Но настрой Ланселота переменился: он раскаялся в содеянном разгроме, а королева напугана, опасается, что Ланселот проиграет, и не желает рисковать. Ланселотовой любви нанесен первый удар. Потому Ланселот вступает в переговоры и выдает Гвиневеру при условии, что она получит прощение и будет принята со всем почетом. Но король никак не соглашается простить Ланселота – и Гавейн на этом не настаивает – и изгоняет его, и Ланселот со своей родней уезжает в Бенвик.
Рядом с цифрой III третьего конспекта мой отец помечает: «воспроизведен в поэме». Он начинается с очень сокращенного варианта начала первых двух конспектов и во многом перекликается с конспектом I в заключительной части, но я процитирую этот текст полностью.
Ланселот считался доблестнейшим из Артуровых рыцарей и первым красавцем – темнокудрый и блистательный рядом с золотым Гавейном. Только Гавейн был почти ему равен, но строже нравом, и любил он одного короля превыше всех мужей и превыше всех жен, но не доверял королеве еще до того, как пала тень. Но королева любила Ланселота, а Ланселот восхищался красотой королевы и служил ей с неизменной охотой, и любил ее превыше всех жен и всех мужей. Лишь честь и славу любил он почти столь же сильно. Потому долго оставался он верен своему сюзерену. Однако западня захлопнулась, и королева затягивала путы все туже – ибо редко отступалась она от того, чем уже завладела, или выпускала из рук желаемое. Прекрасная, как фея, но с беспощадной душою, в мир пришедшая на горе мужам. Так улыбками и слезами подчиняла она Ланселотову волю.
Так возникла междоусобица, о которой многие сложили песни, и первая туча сгустилась над Артуровой славой, когда в королевском чертоге были извлечены из ножен мечи и собратья по Круглому Столу поубивали друг друга. [Вычеркнуто: Мордред подстроил это, завидуя Ланселоту, вожделея королеву, он предал Ланселота.] По жестокому закону, королева была приговорена к костру, но Ланселот спас ее и увез [ее] далеко прочь. В тот день многие рыцари пали от руки Бановых родичей, и в их числе – брат Гавейна. Но Ланселот преисполнился отвращения к содеянному, а королеве изгнание пришлось не по вкусу. Он раскаялся в смертоубийствах и возвратил королеву – добившись полного прощения для нее, но не для себя. Он отбыл в Бенвик вместе со своей родней и больше не ходил на войну под знаменами Артура.
Но вот дошли вести о предательстве Мордреда и о том, что Артур вооружается против собственного своего королевства. Он уже почти решил собрать войско и поспешить к королю. Гордость удержала его, и мысль о холодном презрении Гавейна, к коему он был так несправедлив. Король призвал бы его, если понадобится. При мысли о Гвиневере его охватывала тоска. В опасности ли она – но у него недоставало сил приехать в Британию без того, чтобы воссоединиться с Артуром. Неужели она столь же лжива, сколь прекрасна, как шепчутся некоторые? Легко оставила она его, ничуть не жалея. Если бы она послала к нему, он бы на свой страх и риск выступил против Мордреда или Артура. Но не было вестей от Артура, который полагался на Гавейна. Не было вестей от Гвиневеры, которая ждала своего часа, чтобы вырвать у погибели благо. Так что Ланселот пребывал в Бановой башне, разрываясь надвое. Гроза улеглась. Засияло солнце, на душе у него полегчало. Он сказал себе, что в жизни по-прежнему есть место надежде, удача переменчива, но не знал он, что течение времени пошло на убыль и что свою судьбу он упустил.
Эволюцию песни III в значительной степени можно проследить по черновикам, хотя некоторые сомнения мне так и не удалось прояснить. Сохранились самые ранние наработки, и среди них – несколько страниц настолько неразборчивых, что расшифровать их возможно, только опираясь на знание последующих текстов; но любопытно, что, даже сочиняя настолько наспех, отец умел соблюсти аллитерационные и метрические схемы.
