– Папа, подержи! – она сунула футляр отцу и, открыв яйцо, снова закричала: – Ой! Смотрите! Какая красота! Внутри – серебряный ангелочек!
– Фаберже? – с явным удивлением в голосе спросил Антошин.
Я согласно кивнул головой и только сейчас понял, как сильно его озадачил. У меня не было сомнений, что младшая дочь уже поделилась с папой своими впечатлениями после того, как навещала меня со Светланой в госпитале, но если до этого у Михаила Антоновича были определенные сомнения, ведь Лиза – известная выдумщица и болтушка, то теперь он получил весомое подтверждение ее словам. Внутренне усмехнувшись, глядя на несколько растерявшегося хозяина, я спросил его:
– А что, больше гостей не ждете?
– На этот раз нет. Обычно Новый год мы встречаем с моим братом. Один год он к нам с семейством приезжает, а на другой – мы к ним едем, а тут перед самым праздником его младший сын подхватил простуду и поделился ею с папой, поэтому будем встречать, так сказать, в тесном семейном кругу. Девочки, – при этом он бросил укоризненный взгляд на дочерей, которые все еще продолжали восхищаться красотой подарка, – может, хватит восторгов! У нас, если вы не забыли, еще гость не накормлен!
– Ой! Сережа, извини! – бросила на меня смущенный взгляд Светлана.
– Сергей Александрович, вы мой самый-самый дорогой мужчина, – кокетливо и одновременно шутливо произнесла Лиза. – Большое вам спасибо! Я…
– Все, хватит разговоров! – прервал ее отец. – Прошу к столу, гость дорогой!
Потом был роскошный, уставленный яствами, стол с шампанским, вином и коньяком. К этому великолепию прилагался праздник, состоящий из смеха, тостов, пожеланий, шуток и красиво расцвеченный бенгальскими фейерверками и салютами, запускаемыми с балкона. Для меня наступивший 1917 год был более знаменательным и волнительным годом, чем для большинства жителей России, ведь с его началом пошел отсчет новой истории Российской империи.
В начале третьего ушла спать Лиза, а еще через какое-то время – Михаил Антонович. Мы со Светой остались вдвоем.
Глава 10
Окато не считал, что праздники – это серьезный повод пропускать занятия, поэтому со второго января мы приступили к тренировкам за одним- единственным исключением – взаимно пожелали друг другу счастья в новом году. Придя домой, я только успел выйти из ванной, как раздался звонок в дверь. Открыв, увидел на пороге Пашутина.
– Ты чего в ванной отмокаешь? Неужели вчера так набрался?
– Окато, – лаконично ответил я, не дав ему договорить. – Проходи!
– Вот изверг! С Новым годом тебя, Сергей! Счастья, здоровья и удачи во всех делах!
– И тебе, Миша! С какими хитрыми новостями пришел? – поинтересовался я у приятеля, переступающего порог моей квартиры.
– Что, просто так прийти поздравить уже не могу? – с хитрой улыбкой спросил он меня.
– Можешь, но тогда бы ты с собой коньяк принес.
– Ну, ты и язва! – весело ухмыльнулся он, снимая шинель.
Когда он прошел в гостиную и уселся за стол, я спросил его:
– Чай будешь?
– Варенье есть?
– Вишня и малина.
– Смотрю, ты так и живешь благодеяниями попадьи.
– Я хороший человек. Она хороший человек. Так почему одному хорошему человеку не помочь другому хорошему человеку?
– Ты так сказал, что мне сразу подумалось: может, между вами есть еще что-либо помимо варенья?
– Значит, чай с вареньем ты не будешь?
– Буду. Заваривай, потом поговорим. Кстати, я вишню буду.
Мы сели за стол. По комнате распространился аромат свежезаваренного чая. Пашутин подтянул к себе розетку с вишневым вареньем и принялся пробовать его, причмокивая языком, при этом делая вид, что его больше ничего не интересует.
– Ты пришел варенье есть или как? – не выдержал я.
– Спасибо, что напомнил, а я-то думаю: чего к тебе пришел? – съехидничал полковник. – Мы ведь с тобой почти две недели не виделись. Так? Как ты знаешь, вернулся я обратно в свой родной департамент и к начальству с докладом: прибыл! Принимайте с распростертыми объятьями! А те в растерянности
