отсутствие цивилизации.
Я посмотрела на неё с неприкрытым презрением. Но мой взгляд её нисколько не впечатлил.
— Так что мне, чёрт побери, теперь делать?
— Понятия не имею, — Нгуги указала на дверь, — но тебе лучше шевелиться побыстрее.
Я заползла в своё крошечное убежище, задвинула панель и свернулась в комочек в темноте. Я так жутко вымоталась, что, по идее, должна была немедленно уснуть, но сон не приходил. На меня как–то сразу навалилось всё: постоянная опасность, нищета, злость, и самое тяжёлое — страшная усталость. Желание спать перешло в то, что мой отец всегда называл «переустала». Вот так он именовал это состояние, загоняя раздраженную капризничающую восьмилетнюю девчонку в спальный отсек.
Я ворочалась и металась, насколько позволяло крошечное пространство, и никак не могла устроиться удобно. Мне одновременно хотелось отключиться и врезать кому–нибудь в морду. Я просто не способна была думать. Мне необходимо было найти другое место.
Я пинком открыла панель в стене. Кого, на фиг, волнует, увидит меня кто–нибудь или нет. Мне в тот момент это было безразлично.
«И куда теперь?» — спросила я себя.
На руку упала капля. Я подняла глаза к потолку: холодный воздух уровня Бин Нижний 27 частенько конденсировался в капли воды, хотя комбинация лунного тяготения и поверхностного натяжения приводила к тому, что воды должно было собраться изрядное количество, прежде чем она начинала капать с потолка. Но в данный момент на потолке ничего не было.
Это была не вода, а слеза. Это я плакала.
Мне требовалось место, где я могла бы выспаться по-настоящему. Если бы я могла нормально соображать, я бы сразу сняла комнату в гостинице. Нгуги не стала бы второй раз помогать людям «Паласио» найти меня.
Но в эту минуту я не доверяла никакой электронике. Я подумала, не отправиться ли к имаму, у которого находился отец. Имам пустил бы меня к себе, к тому же мне инстинктивно хотелось быть рядом с отцом.
Но я помотала головой и сказала себе, что ни при каких обстоятельствах не стану впутывать отца во все это дерьмо.
Пятнадцать минут спустя я доплелась до знакомой двери и позвонила в звонок. Было три часа утра, но я была не в том состоянии, чтобы беспокоиться о приличиях.
Спустя минуту дверь открылась и на пороге появился Свобода, облаченный в пижаму–комбинезон, напомнившую мне одновременно о детских ползунках и о моде 1954 года. Глаза у него были сонные:
— Джаз?
— Мне нужно… — У меня перехватило горло, я чувствовала, что ещё секунда, и я истерически разрыдаюсь. Да возьми себя в руки, в конце концов! — Свобода, мне нужно поспать. Ты даже не представляешь, как же я хочу спать!
Он пошире открыл дверь:
— Конечно, заходи.
Я с трудом плелась вслед за ним, невнятно бормоча что- то вроде «как я устала, Свобода, ооо, я так устала…»
— Хорошо, всё в порядке, — он потер глаза, — ты ложись на кровать, а я постелю себе на полу.
— Нет, что ты, — мои глаза уже почти закрылись, — на полу меня вполне устроит.
Колени у меня подогнулись и я рухнула на пол. На Луне хорошо терять сознание — падать мягко.
Я почувствовала, как Свобода поднял меня, потом уложил меня в ещё тёплую постель и накрыл одеялом. Чувствуя себя словно окруженной коконом безопасности, я уткнулась носом в подушку и моментально уснула.
Проснувшись, я несколько секунд пребывала в блаженном состоянии утренней амнезии. К сожалению, оно быстро проходит.
Вспомнив прошлую ночь, я поморщилась. Быть патетической размазнёй — это одно, но быть ею при свидетелях — совсем другое дело.
Я потянулась в постели и зевнула. Мне не в первый раз приходилось просыпаться в чужой постели, усталой и полной сожаления о том, что я сделала. Но выспалась я, должна вам доложить, как давно не высыпалась.
Свободы нигде не было видно, но подушка и плед на полу красноречиво свидетельствовали, что он оказался настоящим джентльменом. В конце концов, это же была его кровать. Я вполне могла поспать на полу. Или мы могли разделить кровать по–братски.
Мои ботинки аккуратно стояли под тумбочкой. Видимо, он стащил их с меня, когда я уснула. В остальном я была полностью одета. Спать одетой, возможно, не самый удобный вариант, но это лучше, чем если бы кому–то пришлось раздевать ночью моё бесчувственное тело.
Я вытащила Гизмо и проверила время.
— Боже правый! — было уже далеко за полдень. Я проспала 14 часов.
На тумбочке рядом с кроватью аккуратной стопкой лежали три батончика из «месива» с запиской сверху. «Джаз, это завтрак. В холодильнике есть сок. Свобода»
Я перекусила «месивом» и полезла в мини–холодильник. Сок был какой–то незнакомый, но я рискнула и выпила. Оказалось — морковно–яблочный из
