— Я никогда не притворялся и не обязан притворяться, что одобряю твои решения, Джазмин. Но точно так же я больше не контролирую тебя с тех пор, как ты покинула дом. Твоя жизнь принадлежит только тебе.
— Ничего себе жизнь, — заметила я.
— Ты попала в ужасную ситуацию, — сказал он, — помогая тебе, я просто выбираю меньшее из зол. Я никогда прежде не нарушал закон.
Я вздрогнула и опустила глаза:
— Мне очень жаль, что я втянула тебя в эту историю.
— Сделанного не вернешь, — ответил отец. — Готовь маску и передай мне резак.
Я надела маску и передала ему оборудование из тележки. Дважды тщательно всё перепроверив, он так же аккуратно проверил смесители баллонов. Потом ещё раз проверил горелку.
— Отец, в чем дело? Ты сегодня едва шевелишься.
— Я просто стараюсь сделать всё тщательно.
— Шутишь, что ли? Я видела, как ты одной рукой включаешь горелку, а второй одновременно подкручиваешь смеситель. Так в чем дело?
И тут я умолкла. Вот оно что.
Для него это не было рядовым проектом. Отец знал, что завтра жизнь его дочери будет зависеть от качества его сварки. До меня медленно доходило, что сейчас он делал самую важную работу в своей жизни. Которую он собирался сделать безупречно, даже если на это уйдет весь день.
Я отступила и предоставила ему делать всё так, как он хотел. Ещё раз придирчиво всё проверив, он начал сварку. Я выполняла все его распоряжения и помогала в меру сил. Какие бы между нами ни были противоречия, когда дело доходило до сварки, он мастер, а я — ученица.
Немногие могут похвастаться, что точно способны измерить, насколько их любит отец. Но я могу. Подобная работа должна была бы занять минут сорок пять, но у отца ушло три с половиной часа. Мой отец любит меня на триста шестьдесят шесть процентов больше, чем что–либо ещё в своей жизни.
Хорошо знать такое.
***
Я сидела на краю кровати Свободы и наблюдала, как он устанавливает оборудование. Мартин явно решил не мелочиться: помимо обычного экрана на столе, он укрепил ещё четыре на стене. После чего напечатал какие–то команды на компьютере, и все мониторы, как по волшебству, заработали.
— Ты не переборщил с мониторами? — спросила я.
Он ответил, продолжая что–то печатать:
— Две камеры на твоем РБП-скафандре, две на скафандре Дейла, и мне нужен ещё один дисплей для диагностики. Получается пять.
— А ты не мог открыть разные окна на одном дисплее?
— Фи. Как примитивно.
Я шлепнулась на кровать и вздохнула:
— Слушай, по шкале глупости от единицы до «вторгнуться в Россию зимой», насколько у меня дурацкий план?
— Затея чертовски рискованная, но я не вижу другого пути. К тому же, у тебя есть свой собственный Свобода, — тут он обернулся ко мне с усмешкой. — Разве ты можешь проиграть?
Я хихикнула:
— Как думаешь, я всё предусмотрела?
Он пожал плечами:
— Это невозможно. Но насколько я могу судить, всё, что нужно, ты сделала.
— Это уже кое–что, — отозвалась я, — учитывая, как тщательно ты подходишь к работе.
— Меня беспокоит одна вещь, — заметил Свобода.
— Чёрт, и что именно?
— Точнее, не вещь, а половина, — он повернулся к компьютеру и указал мне на схему плавильного цеха «Санчез», — меня беспокоит цистерна с метаном.
— А в чём дело? — Я подошла и перегнулась через его плечо, глядя на экран. Мои волосы щекотали его лицо, но, похоже, Свободу это не волновало:
— Там тысячи литров жидкого метана.
— Зачем вообще им нужен метан?
— В составе ракетного топлива, которое выпускает цех, есть 1% метана. Его добавляют в качестве регулятора возгорания. Метан привозят с Земли
