чтобы из больших плоских грибов и сырой картошки сделать объедение. Я просто готовила ужин. Но хотелось бы знать, сколько волшебства в том, чтобы готовить для других, может, я просто не знаю. А оно очень даже может быть. Посуда тетушки Тэг любит меня не больше Хурмы. Ножи и вилки в меня не втыкаются, но выворачиваются из руки. Они знают, что я им не хозяйка.
Вроде бы у Хайнлайна есть повесть «Дорога славы». Это, наверное, что-то! Интересно, есть ли у Даниэля? Если нет, славься вовеки межбиблиотечная рассылка.
Пятница, 2 ноября 1979 года
Сегодня опять ездила в Абердэр автобусом. Ни Мор, ни фейри ни слухом ни духом, хотя у меня было чувство, будто они исчезают за миг до моего взгляда и появляются, едва я отвернусь. Это, конечно, игра, только мне в нее играть неохота. Я искала ответов, хотя могла бы знать, что от них никогда не добьешься прямых ответов, даже когда им что-то нужно, а теперь тем более.
Я сходила к дедушкиному дому. Ключ от входной двери у меня остался, хотя поворачивался теперь туго, и попасть внутрь оказалось ужасно трудно. Тетушка Тэг поддерживает там чистоту, но все равно пахнет пылью и запустением. У него совсем маленький домик, зажатый между двух других. Когда здесь жила тетушка Флорри, там не было ванной комнаты. Ванна стояла в кухне, а туалет стоял «а ти бак», на улице. Так было и когда здесь жили прабабушка с прадедушкой. Дедушка, когда вернулся туда, провел водопровод. А мне очень даже нравилась ванна в кухне возле угольной печи. Было удивительно уютно. А вот выходить в туалет я терпеть не могла, особенно по ночам.
Он переехал сюда после смерти Мор, чтобы отделаться от моей матери. От нее все бегут. Официально я не с ним жила. Официально я жила с ней. Я иногда даже проводила с ней несколько дней, когда она настаивала, но чаще отказывалась, пока дедушка оставался здоров. У меня была своя спальня с кроватью из дома и синим ящиком. Бо?льшая часть моих книг и одежды теперь у нее, но я нашла шерстяной джемпер Мор, и свою полотняную рубашку со львом, и номер «Будущего». «Будущее» – это американский журнал научной фантастики, его выписывают в «Лирс», и я его обожаю. Я там в понедельник купила новый выпуск: за апрель – июнь. Оставлю почитать в поезде.
И я оставила несколько книжек. Знаю, что до Рождества их будет не забрать, но у меня уже просто груда, а эти я скорей всего в ближайшее время не захочу перечитывать. В школе не так уж много места. Словом, даже если я стану по ним скучать, пусть лучше будут здесь. Если дедушка поправится настолько, что выпишется из «Феду Хир» домой, я тоже смогу вернуться. Даниэлю в общем все равно. Уверена, он не станет возражать. Я чувствую, что по-настоящему нигде не живу, и мне это очень не нравится. Утешительно думать, что в моей комнате на подоконнике сложены в алфавитном порядке восемь книг. Это тоже волшебство, магическая связь. Моя мать сюда не попадет, а если бы и попала, это ведь книги. С книгами не поколдуешь, кроме совсем особенных изданий, – а если бы она и умела, остальные мои книжки все равно у нее. У нее так много моего осталось, но забрать никак не получится.
Если я опять нанесла ей поражение, а мне кажется, так и есть, захочет ли она мстить? Все было совсем не так, как в прошлый раз. Я жутко разочарована, тем более что не сумела найти Глорфиндейла, чтобы задать ему свои девять миллионов вопросов.
Запереть входную дверь я не сумела. Замкнула ее изнутри и вышла с черного хода, а потом протолкнула ключ от задней двери в почтовый ящик. И предупредила тетушку Тэг, она первой после меня туда придет.
Сегодня днем, когда они вернулись из школы, повидалась с Мойрой, Ли и Насрин. Они расспрашивали про Арлингхерст, но я не стала рассказывать, только прошлась по поверхности. У Ли появился парень, Эндрю, тот, что был отличником по математике, когда мы все маленькими учились в Парковой школе. Я сказала это вслух, а Мойра съязвила, что кое-кто из нас маленьким и остался. Она здорово вытянулась. Интересно, вырасту ли я. Я сейчас того же роста, как в двенадцать, когда мы были самыми высокими в классе, но теперь меня почти все обогнали. Они мне пересказали все сплетни. Доркас, та, что была первой по французскому и валлийскому, у которой родители в какой-то чокнутой секте вроде Адвентистов седьмого дня, забеременела. Сью уехала, ее родители перебрались в Англию. Все было вроде бы совсем обычно, но в то же время очень странно, как будто я притворялась.
Завтра возвращаться в Шрусбери, как раз когда никому не надо в школу и мы могли бы вместе чем-нибудь заняться.
Суббота, 3 ноября 1979 года
Поезд до Кру намного меньше лондонского. Проход и маленькие купе на восемь сидячих мест, вроде лавочек друг против друга. Наверху багажные полки и еще черно-белые виды разных мест – в моем купе Ньютонское аббатство, о котором я никогда не слышала. Интересно, где это? Выглядит симпатично. Большей частью купе принадлежало мне одной, только в Абергавенни села пожилая леди с двумя детьми, а в Херефорде они сошли. Они мне не слишком мешали. Я то смотрела в окно, то читала, сперва свое «Будущее», а потом начала купленный в «Лирс» «Салун Галахана на перекрестке времен» Спайдера Робинсона.
Поезд шел на север вдоль границы Уэльса. У Кардиффа и Ньюпорта все тянулись холмы и поля, и так до самой границы. Солнце то выходило, то пряталось, как бывает под конец осени, когда свет такой странный, будто все цвета видишь из-под воды. Облачка бросали темные пятна на горы, а где было солнечное пятно, там трава будто светилась, хоть читай при ее свете. Из поезда видна Сахарная голова. Ну, это гора очень заметная. Мы раньше ездили иногда в Абергавенни и в машине распевали: «На холмах Абергавенни пусть бы солнце мне светило!» У меня к нему теплое чувство, хоть я и видела только станцию да холмы за городом. Когда буду писать, упомяну, что проезжала здесь по дороге к дедушке. За Абергавенни поезд где-то пересекает границу с Англией, потому что Херефорд уже Англия, а уж Ладлоу так точно. Ладлоу – маленький торговый городок. Из поезда он очень похож на Освестри, только
