Написала стихотворение на конкурс. Не очень в нем уверена. Манерой Честертона я овладела, правда, но этой, мне кажется, не успела. Там про ядерную войну, и голландскую болезнь вязов, и про то, что нам надо выходить в космос.
У Элиота вроде бы есть длинная поэма «Четыре квартета», но ее нет в школе. В субботу тоже закажу. Мисс Кэрролл сказала, что Элиот, когда писал «Бесплодную землю», работал в банке, потому что за поэзию не платят. «О тьма тьма тьма… стали перлами глаза… эти обрывки я выудил из-под обломков…»[7]
Пятница, 9 ноября 1979 года
Осенью, когда все деревья выглядят мертвыми, не так страшно смотреть на умирающие вязы.
Опять письмо. Собираюсь и эти сжечь. Хотя мне и хочется узнать, пишет ли она о том, что я сделала. Хотелось бы убедиться. Хотя я и так знаю, что получилось.
Сдала стихотворение. Мисс Льюис просмотрела, но ничего не сказала, судить будет мисс Джилберт, которая ведет английский у шестого класса.
Надеюсь, что завтра в библиотеке меня будут ждать книги, потому что те, что брала, я почти дочитала. Перечитываю «Девять принцев Амбера».
Мне все снится Мор. Что она тонет, а я ее не спасаю. Снилось, что я толкаю ее под машину, вместо того чтобы попытаться оттянуть. Машина сбила нас обеих. Мне на каждом шагу все об этом напоминает, но не во сне. Мне снится, что я хороню ее заживо в центре Лабиринта, забрасываю землей, а она бьется, и земля застревает у нее в волосах.
Сегодня год с ее смерти. Я старалась не думать, но она… воспоминания подстерегают меня всюду.
Суббота, 10 ноября 1979 года
Собиралась в город на автобусе, при мысли о библиотеке становилось радостно на душе. От этого серые улицы выглядели почти привлекательно, но не совсем. Моросил дождь, и небо было низким и плоским. Библиотекарь, мужчина, малость опешил, увидев, сколько книг я хочу заказать, но дал мне пачку бланков и сказал, чтобы заполняла сама. Меня ждало столько книг! Потом я прошла до магазина и купила «Четыре квартета», «Ворона» Теда Хьюза и «Певицу Перна» Энн Маккефри. И еще купила коробок спичек.
Не стала покупать «Проклятие лорда Фаула» Стивена Дональдсона, нагло сравнившего себя на обложке с «лучшим из Толкина». На задней обложке эта цитата приписывается «Вашингтон пост», газете, чьи похвалы навсегда отныне будут для меня приговором книге. Как они смели? А издатели? Таких сравнений никто не смеет проводить, разве что вот так: «В сравнении с Толкином это полный шлак». В смысле, так можно сказать даже о самых блестящих книжках вроде «Волшебника Земноморья». «Проклятие лорда Фаула» (жуткое название, будто из Конанновского цикла), надо полагать, вроде худшего из Толкина, например начала «Сильмариллиона».
Дело в том, что Толкин, «Властелин колец» – совершенен. Весь этот мир, это погружение, этот путь. Я вполне уверена, что это не из жизни, но от этого еще изумительнее, сумел же кто-то такое выдумать! Прочтешь, и все меняется. Помню, как я дочитала «Хоббита», передала его Мор и сказала: «Почитай. Очень неплохо. Не найдется ли где-нибудь еще в этом роде?» И помню, как нашла – утащила из комнаты матери. Дверь была открыта, и свет из коридора упал на полки Р, С и Т. Мы всегда боялись заходить глубже, вдруг она прячется в темноте и схватит нас. Однажды так и было, когда Мор ставила на место «Хрустальный грот». Обычно, если мы брали ее книгу, остальные переставляли попросторнее, чтобы не было заметно. Но «Властелин колец» в одном томе был таким толстым, что ничего не вышло. Я дрожала, что она заметит. Чуть не оставила книжку. Но она то ли не заметила, то ли ей дела не было – а может, она тогда ушла из дома к кому-то из своих приятелей.
Я не сказала, что хотела сказать, о том, в чем там дело.
Ты, когда читаешь, как будто сам там. Это как найти в пустыне волшебный родник. В нем есть все. (Кроме похоти, говорит Даниэль. Зато есть Червеуст.)
Это оазис для души. Я и сейчас могла бы сбежать в Среднеземье и была бы там счастлива.
Как можно что-то с этим сравнивать? Просто не верится, какой бахвал этот Стивен Дональдсон.
Воскресенье, 11 ноября 1979 года
Выбралась среди ночи в окно дортуара, начертила круг и сожгла в нем письма. Никто меня не видел. Круг я выложила из того, что валялось кругом: из листьев, прутиков и камней, – и добавила дубовый лист, свою деревяшку и карманный камешек с берега Амрота. Я чувствовала, что они действуют, я была как бы под зонтиком. До того я прочла письма. Хотелось знать, что она пишет. Могла бы не трудиться. Единственное, что она сказала про мои дела: «Ты всегда больше была похожа на меня», а это… ну, снеговик больше похож на облачко, чем кусок угля, но оба похожи не слишком. Я сложила письма пагодой и подожгла. На фотографии не смотрела, но видела, что они там были.
Я перемешала золу, так что совсем ничего не осталось. Потом взяла карманный камешек и подняла его к луне (луна в третьей четверти, не знаю, правильно ли это) и постаралась сделать его оберегом от плохих снов. Не знаю, получилось ли. Дубовый лист и свой кусочек дерева я забрала.
Я взобралась обратно и легла в постель. Все спали. Луна светила в лицо Лоррейн. Она показалась удивительно красивой и еще далекой, как мертвая, как будто она сотни лет как умерла и была мраморной статуей на собственной могиле.
Одна беда – она продолжает слать письма. Придется и дальше их сжигать. Но поздно ночью определенно безопаснее со школьной точки зрения, чем когда кругом люди.
