Нога еще так себе. Думаю, не сходить ли снова к врачу. У сестры есть рецепт на дисталгетик, можно сходить взять таблетку. Я бы пошла, только это на два пролета вниз и еще один вверх.
Кто бы мог подумать, что Ричард Третий не убивал принцев в Тауэре?
Письмо от тетушки Тэг полно новостей. Теперь я разобралась в размерах лифчиков, хотя не знаю, как бы мне обмериться. Может, лучше подобрать несколько подходящих размеров и из них выбирать.
Пятница, 23 ноября 1979 года
Вчера в конце концов подошла к сестре, и она дала мне обезболивающее и сказала, что мне надо к врачу, она меня запишет. Подумавши, не вижу смысла, но спорить не стала.
Попросила Джилл выкинуть письмо в мусорный бачок на кухне. Оно помнется и промокнет от очистков и объедков и потеряет часть силы, а вскоре его и совсем выкинут. Я сначала просила Дейдру, но она не захотела к нему прикасаться. В общем, благоразумно.
Неудивительно, что фейри бегут от боли. Они любят забавы, а боль ужасно скучная.
Завтра надо быть в форме, чтобы дойти до библиотеки.
Суббота, 24 ноября 1979 года
В библиотеке для меня всего три штуки. Я их забрала, купила открытку для дедушки и прямиком поехала обратно. «Красная смена» и лифчик подождут до следующей недели.
Иногда я сомневаюсь, вполне ли я человек.
Хочу сказать: я знаю, кто я такая. Не то чтобы моя мать не могла спать с фейри – нет, так нельзя выразиться. «Спит с фейри» значит – умерла. Не думаю, что она не способна на секс с фейри, но тогда она бы непременно похвасталась. А она даже не намекала. Она бы не сказала, что это был Даниэль, и не вышла бы за него. Кроме того, Даниэль и вправду похож на нас, Сэм подтверждает. А дети фейри в песнях и сказках всегда бывают великим героями – хотя, если подумать, никогда не слышала, что сталось с ребенком Дженет от Там Лина. Зато посмотрите на Эарендила и Элвинг. Нет, это я не о том.
Я о том, что, глядя на других людей, на девочек из школы, и видя, какие они, и чему радуются, и чего хотят, я не чувствую себя одного с ними рода. А иногда… иногда мне все равно. На самом деле, я очень немногих люблю. Иногда мне кажется, что жить стоит только ради книг, как на Хеллоуин, когда я захотела жить, чтобы дочитать «Вавилон-17». Не уверена, что это нормально. Меня больше волнуют люди из книг, чем те, кого я вижу каждый день. Дейдра иногда так мне надоедает, что хочется ее обидеть, назвать Дырой, как все называют, заорать, что она тупица. Я этого не делаю из чистого эгоизма, потому что она практически единственная, кто со мной разговаривает. А Джилл… от Джилл у меня иногда мурашки по коже. Кто бы отказался вместо этого запечатлеть дракона? Кто бы не поменялся местами с Полом Атрейдесом?
Воскресенье, 25 ноября 1979 года
Написала тетушке Тэг, поблагодарила. Она спрашивает, хочу ли я приехать на Рождество, так что напишу Даниэлю, спрошу. Думаю, он рад будет сбыть меня с рук. И еще написала письмо Сэму о «Республике», длиннющее. И надписала открытку для дедушки – она симпатичная, на ней слон лежит в постели, и из-под хобота торчит градусник.
Я скучаю по дедушке. Не то чтобы мне было много о чем с ним поговорить, как с Сэмом, просто он важная часть моей жизни. Он вписывается в мою жизнь. Бабушка с дедушкой нас растили, а они не обязаны были, могли бы оставить нас с матерью, а не стали.
Дедушка учил меня понимать деревья, а бабушка – стихи. Он знал все лесные деревья и цветы и учил нас различать деревья сперва по листьям, а потом по почкам и коре, чтобы мы могли узнать их и зимой. И учил сплетать венки из трав и чесать шерсть. Бабушка не так интересовалась природой, хотя и цитировала «Солнца поцелуй прощальный и веселый щебет птичий, мы в саду, как в сердце бога, и нигде не будем ближе»[8] . Но на самом деле она любила слова, а не сады. Она учила нас стряпать и стихам наизусть на валлийском и на английском.
Собственно говоря, они были странной парой. Мало в чем сходились. Часто уставали друг от друга. У них даже общих интересов было не так уж много. Они познакомились на постановке пьесы – оба любили театр и мечтали играть на сцене. Однако они любили друг друга. Как она произносила: «Ох, Люк!» – любовно и устало.
Думаю, она чувствовала себя обреченной на такую жизнь. Она была учительницей, как ее мать и бабушка. Думаю, ей хотелось бы больше поэзии в жизни, так или иначе. Она откровенно поощряла меня писать стихи. Интересно, что бы она сказала о Т. С. Элиоте?
Понедельник, 26 ноября 1979 года
Проснулась ночью – это был не сон. Я проснулась и не могла пошевельнуться, оцепенела, она была в комнате, нависала надо мной, я точно знаю. Я хотела крикнуть, разбудить кого-нибудь, но не могла. Я чувствовала, как она подходит, склоняется к моему лицу. Я не могла ни шевельнуться, ни заговорить, нечем было от нее защититься. Я стала мысленно повторять «Литанию против страха» из «Дюны»: «Страх – убийца разума, страх – это малая смерть», и тогда она исчезла, и я снова смогла двигаться. Я встала с постели, пошла попить воды, а руки так дрожали, что я половину пролила себе на грудь.
Раз она может сюда войти, в следующий раз она меня убьет.
Здешние фейри со мной не разговаривают, и нельзя написать Глорфиндейлу или Титании, спросить, как ей помешать. Даже если Даниэль отпустит меня
