Я понимала, что надо бы назвать и свое имя, что они оба на меня смотрят и ждут, но у меня язык прилип к нёбу, и я ничего не сумела выдавить. Не то чтобы я забыла собственное имя, просто не знала, какой вариант выбрать.
– Мори, – сказала я после слишком затянувшейся паузы. – Друзья зовут меня Мори.
Тут пришли еще двое, оба средних лет, но один высокий – Брайан, а второй низенький и коренастый, Кейт. Грег достал ключ и открыл нам комнату на задах библиотеки.
Библиотеку, должно быть, строили лет сто назад. Она викторианская, с каменными оконными проемами в кирпичных стенах. Комната, где проводятся встречи, была раньше читальней, а теперь читальный зал наверху, в каталоге, а эта стоит запертой. Она отделана деревом на высоту примерно до локтя, а выше простенки между окнами выкрашены кремовой краской – в одной стене много окон, но что за ними, я в темноте не разглядела. На длинной стене большая темная викторианская картина: изображены читатели за маленькими столиками между книжными полками. Эта комната совсем не такая – там один длинный стол посередине и вокруг старые деревянные стулья. Еще два бюста по обоим концам длиной прямоугольной комнаты. Один Декарта, который мне незнаком, но лицо у него удивительное, а другой Платона, да!
Я села с краю стола лицом к картине, спиной к окнам, и мисс Кэрролл села со мной рядом. Мужчины – они, конечно, все между собой знакомы – разговаривали стоя. Подошли еще несколько мужчин, некоторые моложе, но все самое малое под тридцать. Потом вошли два мальчика в бордовых форменных пиджаках местной средней школы. Я бы дала им лет шестнадцать или семнадцать. Я уже подумала, что женщин не будет, когда вошла крепкая седая женщина и села во главе стола. Она принесла большую пачку книг Ле Гуин в твердых переплетах, и деловито стала их раскладывать. Увидев это, и другие стали рассаживаться. Я пожалела, что не принесла книг, хотя, конечно, у меня ничего нет, кроме добрых старых «Двенадцати румбов ветра, т. 2». Все мои книги так и остались у матери, но книги можно заменить.
Мисс Кэрролл немного занервничала при виде этой кипы книг.
– Ты все это прочитала? – тихо спросила она меня.
Я посмотрела внимательно, и да, все, кроме «Глаза цапли».
– Все, кроме одной, – ответила я, – и еще читала одну, которой здесь нет: «Слово для леса и мира одно».
– Много же ты читаешь фантастики, – сказала она.
И тут седая женщина вздохнула, будто собиралась начать, и как раз тогда дверь открылась и вошел мальчик – молодой человек, – практически не вошел, а ввалился. Ничего шикарнее я не видела: длинные светлые волосы вразлет, ярко-синие глаза, страстный взгляд, хотя это я не сразу рассмотрела, и такая непринужденная грация движений, даже когда он спотыкается о собственные ноги.
– Простите, что опоздал, Гарриет, – извинился он, одарив женщину ослепительной улыбкой. – Шину проколол.
Как жестоко шутят боги: такое великолепное создание, и ездит на велосипеде! Он сел прямо напротив меня, так близко, что видны были капли дождя на волосах. Я задумалась, почему он не в университете. В нем было что-то от льва или от молодого Александра Македонского.
– Я собиралась начинать, но ты не опоздал, – улыбнулась ему Гарриет. Гарриет! Впервые встречаю такое имя в жизни! Мне пришло было в голову, не она ли Гарриет Вейн, потому что она подходящего возраста, хотя к Гарриет Вейн обращались бы «леди Питер», и вообще та просто литературный персонаж. Я различаю, правда.
Грохнула дверь, и вошла девочка-подросток. В бордовом пиджаке, который ужасно смотрелся с ее ярко-рыжими волосами. Она села с мальчиками в таких же пиджаках – я теперь заметила, что они заняли ей место между собой. Я… не то чтобы приревновала, но что-то во мне сжалось.
Но тут Гарриет начала доклад о Ле Гуин. Она говорила минут пятнадцать или двадцать. Потом завязался общий разговор. Я говорила куда больше, чем следовало. Все время это понимала, но остановиться не могла. Не то чтобы я перебивала, что было бы непростительно, но просто влезала, даже когда очередь была не моя. Мисс Кэрролл за все время ничего не сказала. Шикарный парень сделал очень проницательное замечание по поводу «Резца небесного». Один из мужчин, вроде бы Кейт, сказал, что повесть похожа на Филиппа Дика, что полная чушь, но шикарный парень возразил, что, хотя поверхностное сходство имеется, Ле Гуин нельзя сравнивать с Диком, потому что ее персонажи похожи на людей, а у него нет, и я сама бы сказала именно так. По книге, оказывается, есть фильм, его никто не смотрел.
Еще он сказал, что она, возможно, так хорошо пишет о науке, хотя сама не из ученых, потому что понимает, что творчество во всех областях есть творчество. Они с Брайаном согласились, что она точно описывает научную работу, и, судя по тому, как к ним прислушивались, они, видимо, сами из ученых. Я не спросила, чем они занимаются. Я и без того слишком много говорила, как уже сказано. Я все думала, что еще сказать и спросить, и думала, что слишком много говорю и надо дать и другим сказать, а потом придумывала, что еще должна сказать, – и говорила. Надеюсь, я не слишком всем надоела.
Шикарный парень – в следующий раз надо узнать, как его зовут, – не сводил с меня глаз, пока я говорила. Это очень обескураживало.
Но интереснее всех сказал один из ребят в бордовых пиджаках. Я говорила о том, что у Ле Гуин миры реальные, потому что у нее реальны люди, и он сказал: да, но люди у нее так реальны потому, что именно таких людей могли породить ее миры. Если заставить Геда расти на Анарресе или Шевека в Земноморье, они окажутся другими людьми, человека создает окружение, и конечно, в мэйнстримной литературе это всегда очевидно, но в НФ редкость. Это чистая правда, и это очень интересно, и я опять не удержалась и вставила, что это подходит и к «Резцу небесному», и к тому, что случается с человеком в
