настоящему нравится в этих книгах, это голос Корвина, такой очень личный, освещающий все, подшучивающий и вдруг становящийся столь серьезным. Еще мне нравятся Козыри, и Тени, и набеги на Тени. (Пожалуй, буду отныне всегда теперь называть жареную курицу по-кентуккийски жареной ящерицей.) Думается, он не все, что можно, извлек из Теней. Если можно сквозь них пройти и найти свои тени, с ними много всякого можно бы сделать.
Дочитала к Леоминстеру, а потом стала перечитывать «Четыре квартета» и пьянеть от слов. Я могла бы переписывать эту книгу страницу за страницей. Иногда трудно понять смысл, но в том-то отчасти и восторг, когда собираешь образы в единое целое. В ней такой же сюжет, как в «Молодом Лохинваре», только он не лежит на поверхности. Как я рада, что у меня теперь есть эта книга. Могу ее перечитывать раз за разом. Буду перечитывать в поездах, всю жизнь, и каждый раз вспомню сегодняшний день, и у меня будет с ним связь. (Волшебство ли это? Да, своего рода волшебство, но большей частью просто чтение своей книги.)
Шропшир все такой же ужасающе плоский и безгорный. Под январской моросью у него жалкий вид. Небо столь низкое, что, если привстать на цыпочки, можно ткнуть в него пальцем. Кажется, тут можно одновременно страдать и клаустрофобией, и акрофобией.
Даниэль меня встретил без проблем. Приехал заранее: выйдя с вокзала, я застала его в «Бентли» с «Панчем» в руках. Он очень извинялся, что не отвез меня тогда на вокзал. Так трудно найти, что на это ответить. Могла бы сказать, что не важно, но ведь это важно. И что теперь изменят его извинения? «Не извиняйся, просто больше так не делай», – сказала я. Он поморщился.
Я привезла с собой пирог Двенадцатой ночи. Сама испекла, а тетушка Тэг покрыла глазурью. В нем не было прямой и преднамеренной магии, кроме мысли о трех Царях и посвященного им стихотворения Элиота, но сам факт, что мы готовили в ее мисках, ее ложками и своими руками, делает его волшебно реальным. Думаю, сестры это заметили, потому что вынесли свой, а мой велели забрать в школу и дать по ломтику всем подругам. В школе он будет практически светиться волшебством. Я этого не сказала. Я ела их опилочный пирог, улыбалась и старалась любой ценой быть Приятной Племянницей. Делала вид, что жду не дождусь возвращения в школу и мне страшно интересно, что получили на Рождество другие девочки. Пока я сидела там, улыбаясь до боли в щеках, мне пришло в голову, что они вовсе не пытались меня околдовать. То есть сережки, наверное, были такой попыткой, но, чтобы затащить меня в магазин и тому подобное, они прибегали к авторитету взрослых и физической силе, а не принуждали чарами и не заставляли захотеть эти серьги, ничего такого. Интересно, много ли они умеют и где научились? Неужели тоже от фейри? Или от кого-то, кто учился у фейри? Теоретически я могла бы обучить всему, что умею, человека, который ни разу не видел фейри.
За чтением «Четырех квартетов» я иногда задумывалась о фейри юрского периода и подумала: может быть, они – разумное проявление взаимосвязи миров? Помнится, в Бирмингеме, во время своего побега, я раз увидела фейри на перекрестке. Шел дождь, мокрая мостовая блестела, а он стоял как ни в чем не бывало. Когда я подошла и он заметил меня, то кивнул и исчез. А на том месте, где он стоял, сквозь трещину в асфальте проросла трава.
Воскресенье, 6 января 1980 года
Каждый раз забываю, какая школа шумная. У меня в ушах звенит.
Прошлой ночью в постели читала «Автостопом по галактике». Собиралась быстренько просмотреть, чтобы сказать Дейдре спасибо, но книжка оказалась веселой и остроумной, так что можно было поблагодарить ее от души, потому что я и за миллион лет сама бы ее не выбрала – выглядит полным хламом. Интересно, в книжном клубе кто-нибудь ее читал?
Что получили на Рождество другие девочки: заметки для доклада Приятной Племянницы. Самые богатые получили портативные «Сони». В школу захватить, конечно, не могли, потому что у нас музыка под запретом. Мойра, Ли и Насрин не могли мне поверить, на их взгляд, это худшее из лишений. Они живут под радио. «Сони» – это, видимо, легкий переносный кассетник с наушниками. Он крепится к поясу и позволяет слушать музыку на ходу. Признаю, очень ловко, да еще можно самой выбирать, что слушать. Музыку подарили многим, если и не «Сони», так пластинки или записи. Лоррейн достался скейтборд, и братья научили ее кататься. Похоже, это не хуже лыж. Еще многим дарили одежду, духи, наборы косметики с зеркальцами в крышках – в школе и они под запретом, но кое-кто протащил контрабандой – и мыло на петельке, так что я уже не так радуюсь своему.
Дейдра восхитилась моей новой тросточкой. Спросила, не из Ирландии ли. Я ответила: нет, она валлийская – это так и есть, – а она сказала, что в ней есть что-то кельтское. Я вполне согласна. Она обрадовалась, что мне понравилась книга, а я радовалась, что действительно понравилась. Мыльным набором она осталась довольна, по крайней мере, так сказала.
Я отдала пирог на кухню и попросила нарезать ломтиками на весь нижний пятый. Пирог большой, я видела, что, если нарезать тонко, всем хватит. Мне все равно, если кто-то не будет есть. На самом деле, когда его раздали к ужину, почти все съели, хотя кое-кто при этом опасливо на меня поглядывал. Мои мысли о царях, принесших золото, и миро, и предостережение от Ирода не могли никому повредить, но не могла же я им об этом сказать? Шарон отдала свой ломтик Дейдре. Не знаю, что иудеи думают о Христе. Считают просто странным ребенком, к которому случайно зашли цари с подарками и который по ошибке вообразил себя Мессией? Или думают, что он просто миф? Шарон спрашивать нельзя, но Сэма я могу спросить. Дейдра нашла в ломтике Шарон боб и чуть не лопнула от восторга. Королевский боб и поэтический конкурс, наверное, единственное, что ей в жизни случалось выигрывать. Не знаю, пекут ли в Ирландии пирог на Двенадцатую ночь.
Я чувствую, школа смыкается надо мной, как трясина.
Во вторник книжный клуб!
Понедельник, 7 января 1980 года
