Я не знала, что Вима зовут Вильям, хотя это понятно. Интересно, почему не Уилл и не Билли?
Между тем Джанин смотрела на меня как Джилл, когда увидела с Хью. Хотелось бы знать, зачем Вим так, при всех? Ведь мы могли встретиться тихонько, чтобы никто не узнал. И если мы встречаемся, чтобы он увидел фейри или волшебство, а он как раз об этом думает, то зачем остальным знать? Они не поверят, даже если он им расскажет. Люди просто принимают тебя за сумасшедшую или лгунью. И обо мне он может так подумать, если не увидит. Если они там вообще есть. А я, что бы он ни говорил, не собираюсь колдовать просто так. И все равно магию легко опровергнуть, если есть такое желание, а у него вполне может быть. Или он хотел, чтобы они знали, что я с ним куда-то пойду? Зачем? Если они его не одобряют, то и меня не одобрят? Джанин явно уже не одобрила.
Как все сложно. Мне хочется много друзей, а не всего одного.
На обратном пути в машине Грег предупредил меня насчет Вима. Он говорил не так конкретно, как Джанин и Хью. Просто сказал, что прежняя девушка Вима винит его в своих неприятностях и чтобы я подумала, куда иду.
– Это не то, – объяснила я. – У него уже есть девушка. Он мной не интересуется. В смысле, у меня хромая нога, и выгляжу я смешно, и растолстела, потому что сижу без упражнений и все время ем, а Вим… ну, Виму стоит только поманить.
– У тебя чудесная улыбка, – сказал Грег, как все говорят. Это вроде автоматического, запрограммированного ответа, когда я говорю, что не симпатичная, а я это отлично понимаю.
– И все равно он намного старше.
– Полтора года – не шестьдесят, – возразил Грег. – А я не слепой. Я бы сказал, что он тобой интересуется, а ты – им. Видел, как вы смотрите друг на друга.
Не могла же я рассказать, что Вим так на меня смотрел, потому что думал, будто я могу читать мысли, как в «Умирающем изнутри» (с чего он взял?), и что в лес со мной он идет, чтобы увидеть фейри.
– Буду осторожна, – сказала я.
Какой ужас для Вима, что все его знакомые знают и каждую новую знакомую вот так о нем предупреждают. Вот о чем говорил Хью. Хью вчера не было, я не знаю, где он. Целую вечность его не видела.
Четверг, 31 января 1980 года
Здорово было выйти после завтрака из школы к автобусу. Нога не особенно болела, и от этого я ощущала себя еще лучше, я опять в выигрыше. Два автобуса, поезд, и я в Шрусбери, проще простого. Поезд местный и дребезжал, как автобус. Почти все пассажиры ехали из Северного Уэльса, и выговор у них северный, и все после каждого вопроса добавляют «да/нет», точно как их передразнивают в Южном Уэльсе. «Принести по чашечке чая из буфета, да/нет?» «Это мы к Шрусбери подъезжаем, да/нет?» Вычеркните лишнее. Я не смеялась, но близко к тому. Трудно удержаться, когда кто-то говорит точь-в- точь как в анекдоте.
Иглоукалывание прошло хорошо. Пока я лежала на столе, боль совсем выключалась. Это чудо, это так приятно, когда совсем не болит и даже не мозжит потихоньку, а совсем нет боли. Я так жила много лет, но это с трудом вспоминается. Боль просачивается. Как в сон про балерину с палочкой.
Потом я зашла в кафе. Взяла печеной картошки, салат с яйцом и сэндвич с тунцом, майонезом и двойной заправкой. Я сидела за маленьким отгороженным столиком и читала книгу («Особый дар» – блеск, но странновато), и было мне очень спокойно: безопасно, и никто меня не знает. Совсем не так, как когда я – это я, а скорее, «человек в толпе» или «какая-то школьница читает в кафе». Меня вывели со сцены, а когда вернусь, буду уже другой. Никто меня не заметит. Я – неприметная черта ландшафта. Самое спокойное чувство.
Потом я вернулась на станцию и по пути проходила «Овенс-Овенс», куда ездила с тетками за покупками. Это большой универмаг, торгует не только одеждой, и я вспомнила, что видела там отдел с бумагой и ручками. Я заглянула проверить, нет ли у них перьев для ручки. Когда пишешь ручкой задом наперед, это погибель для перьев – у левшей та же проблема, все время перья ломаются. А я много здесь пишу, и довольно часто задом наперед, так что перья кончаются. Вот я и зашла посмотреть, и они были, и я купила одно, и это было удачно, но еще удачнее, что за тем отделом я увидела книжный.
Да, я знала, что в некоторых универмагах бывают книжные отделы. В «Гароде» есть. Оттуда мой ВК – три красивых томика с приложениями, тетушка Тэг привезла мне из Лондона. Но в кардиффских «Ховеллсе» и «Дэвиде Моргане» нет – может, потому что они не конкуренты «Лирсу», – и мне в голову не приходило искать его в «Овенс-Овенс». Но, восторг и радость, он там есть! И, что самое лучшее, к полному моему изумлению, там был новый Хайнлайн, «Число зверя» в бумажном переплете от NEL, январь 1980-го, вот какой новенький! Я сразу его купила, мне даже не пришлось залезать в отложенные деньги.
Я чуть не начала его в поезде, но, как хорошая девочка, не только закончила «Особый дар», но и начала «Двери в песке». Держать новенького толстого Хайнлайна и не прочитать ни слова из него – такое дивное чувство. Как награда. Скакать хочется от счастья, как подумаю, что он меня ждет.
Пятница, 1 февраля 1980 года
Влипли.
Строгое предупреждение от мисс Такерли по поводу жульничества на математике. У нас с Дейдрой одинаковые ошибки. Она оставила нас после урока и сказала, что на этот раз не будет на нас жаловаться и не станет спрашивать, кто у кого списывал, но, если снова поймает, нам грозит исключение. Я и не
