картошкой и были сидячие места, сели и съели рыбу с белым хлебом и маслом, и я взяла совершенно жуткий чай, такой настоявшийся, что он был темно- рыжий, а Вим взял «Вимто», которого, он сказал, не пил с восьми лет. И улыбнулся. Еще он водил пальцами по тыльной стороне моей ладони, что было приятнее, чем держаться за руки на ходу, и гораздо удобнее. У меня от этого по всему телу мурашки.
Народу было немного, и, доев, мы взяли еще «Вимто» и лимонада – чай оказался слишком жуткий, я даже не притворялась, что пью. Мы сидели в тепле и сухости, а от пальто на спинках стульев поднимался легкий парок. Мы заговорили о Толкине. Он его сравнивал с Дональдсоном и еще с каким-то «Мечом Шаннары», которого я не читала, но по описанию ерунда ерундовская. И так понемногу мы договорились до эльфов.
– Может быть, это призраки, – сказал он.
– Мертвые не говорят. Мор не могла заговорить, когда я ее увидела.
Я сумела выговорить ее имя как ни в чем не бывало, даже без дрожи.
– Может, только недавно умершие. Я об этом думал. Умершие недавно не могут говорить и похожи на себя. И можно вернуть им дар речи при помощи крови, как у Вергилия, так ты говорила? А потом они вытягивают жизнь из живого, из животных и растений и становятся больше похожи на них и меньше на людей, и эта жизнь позволяет им говорить.
– На самом деле они говорят совсем не как люди, даже не как мертвые, – заметила я. – В твоих словах есть смысл, и они вполне вписываются в сюжет, но я чувствую, что это не так.
– Это бы объясняло их любовь к руинам, – сказал он. – Я потом вернулся туда в субботу. И вроде бы видел их краем глаза, когда касался твоего камушка. – При этих словах он потянулся к карману. Мне приятно было думать, что он носит с собой вещь, которая так долго была моей. На самом деле камень только и может защитить его от моей матери, но видит бог, и это неплохо.
– Ты должен был их увидеть, – сказала я. – Они повсюду кругом.
– Они призраки, – повторил он. – Ты просто принимаешь их за фейри.
– Не знаю, что они такое, и не думаю, что это важно, – ответила я.
– Разве тебе не хочется узнать? – блестя глазами, спросил он. Вот он, дух научной фантастики.
– Хочется, – сказала я, но на самом деле так не думала. Они какие есть, и все тут.
– Ну, как ты считаешь, с чем они связаны?
– С местами, – совершенно уверенно ответила я. – Они редко перебираются с место на место. Глор… мой друг творил для меня волшебство в Южном Уэльсе, но не показывался здесь и не говорил со мной.
– Ну вот, очень похоже на призраков, обитающих там, где появились.
Я покачала головой.
– Научишь меня колдовать? – спросил он потом.
Я так и подскочила.
– По-моему, не лучшая мысль.
– Почему?
– Потому что это опасно. Если не знаешь, что делаешь, и это я не про тебя, это про всех, про каждого, кто мало знает; так трудно не втягивать лишнего, и никогда не знаешь, что заденешь.
Тут был идеальный случай рассказать ему про колдовство на карасс, и я это понимала, но, когда дошло до дела, мне не захотелось.
– Как с Джорджем Орром в «Резце небесном», только меняешь все чарами, а не снами.
– Ты когда-нибудь такое делала? – спросил он.
И пришлось ему сказать.
– Тебе это не понравится. Но я совсем отчаялась от одиночества. Я колдовала для защиты от матери, потому что она все время насылала на меня жуткие сны. И заодно наколдовала себе карасс.
Он ответил непонимающим взглядом.
– Что такое карасс?
– Ты не читал Воннегута? Ой, ну, по-моему, он тебе понравится. Начни с «Колыбели для кошки». Но, в общем, карасс – это группа подлинно связанных между собой людей. Противоположность гранфаллону, где связь фальшивая, как когда мы все собраны в школе. Я колдовала, чтобы найти друзей.
Он прямо отшатнулся, чуть стул не опрокинул.
– И, по-твоему,
– На следующий день Грег пригласил меня в книжный клуб.
Я замолчала, предоставив ему самому делать выводы.
– Но мы уже который месяц встречались… Ты нас просто нашла.
– Надеюсь, что так, – сказала я. – Но прежде я ничего о нем не знала. Даже не догадывалась, и про фэндом тоже.
