— Нет, хозяин, — на редкость серьезно ответил мне он. — Я ее касаться не смею. Только ты. Сам убери, только не туда, где я прячусь, а вон, в другой карман.
— Отделение, — поправил я его, подхватил рюкзак, засунул в него книгу и зашипел от боли в порезанной руке, когда застегнул молнию. — Больно-то как!
Родька стукнул себя лапкой по голове, ловко запрыгнул на печь и выдернул несколько сухих стебельков из какой-то связки, свисающей из-под потолка.
— Вот, — протянул он их мне секундой позже. — Разотри их меленько и порез посыпь. Это ключ-трава, она и боль уберет, и рану заживит быстро.
— Ну не знаю, — с недоверием посмотрел я на невзрачные травки. — Как-то это все…
— Поможет, — заверил меня слуга, с тревогой посмотрел на потолок, подхватил рюкзак и снова ввинтился в пространство за печкой.
Странно выходит. В любую щель он залезть может, а перевозить его приходится в рюкзаке, он меня убедил в том, что по-другому не выйдет.
Скорее всего, хитрит. Просто ему нужна была тара, в которую он свое барахло сложит, вот и все. Отправься я сюда налегке, фиг бы попер обратно его манатки.
А рюкзак изрядно потяжелел, это я ощутил.
— Там, наверху, столько всякого занимательного хлама, — сообщила мне Маринка, спустившись с чердака. — Очень познавательно. И небезвыгодно. Я там, например, подшивку журналов за тридцатые годы нашла, со Сталиным на обложке. Книги есть, тоже старые — и прошлого века, и даже позапрошлого. Еще самовар с медалями по бокам, красивый. Там вообще много всего такого, что антиквары не то чтобы прямо с руками оторвут, но купят с радостью. Ты так матери скажи — если наследники договориться не смогут, то она смело может заявить свои претензии не на дом с землей, а на имущество. Сдается мне, что на нем заработать можно будет побольше, чем на продаже недвижимости. Я просто как-то статью об антикварном бизнесе писала, кое-чего нахваталась. Да и контакты у меня, если что, все остались. Господи боже, что у тебя с рукой?
— Это? — Я покачал ладонью с окровавленным платком. — В сенях за какую-то железяку зацепился, распорол вот. Да нормально все, там порез неглубокий. Даже не болит, не забивай себе голову.
Самое забавное — я не врал. И вправду не болело. Я все-таки посыпал рану ключ-травой и с удивлением увидел, как из нее сразу после этого перестала сочиться сукровица. А после и боль ушла.
Потом я снял с потолка связку, из которой Родька вытащил стебельки, завернул ее в какой-то лоскуток и сунул за печку, шепнув:
— Прихвати.
Хорошая штука, пригодится.
Да вообще — пошуровать бы тут, посмотреть, что к чему, но как-то стремно, если по совести. Мрачно здесь, нет никакой охоты оставаться на ночь. Да и Дарья Семеновна как-то сразу мне доверия не внушила. И потом — если бы надо было найти что-то еще, ведьмак бы мне сказал. Основную программу я выполнил, дальнейшее — произвольно. Да и вернуться сюда никогда не поздно. Наследники не объявятся, их нет, властям эта деревенька, похоже, на фиг не сдалась, так что никуда этот дом не убежит.
— Ты как, любопытство утолила? — спросил я у Маринки, которая отряхивалась от пыли и паутины. — В принципе, у меня все. Что надо — посмотрел, даже пофоткал. Еще пара снимков наверху и на улице — и можно двигать в обратный путь.
На чердак мне лезть не хотелось, но надо было дать Родьке возможность вытащить рюкзак из-за печки. Ну а потом — в путь. Все эти прелести загородной жизни прекрасны, но уже как-то хочется обратно к цивилизации вернуться.
Вот только этим планам быстро сбыться не удалось, помешала природа-матушка.
Вроде и в доме были не так долго, а за это время началась предсказанная Дарьей Семеновной гроза. Когда мы вышли во двор, небо уже стало иссиня-черным, поднялся порывистый ветер, а чуть позже над нами раскатисто громыхнуло.
— Надо переждать. — Маринка поежилась. — Сейчас знаешь как ливанет!
— Это да. — Я глянул на часы в смартфоне. — Вечереет просто.
— Полседьмого. — Моя спутница заглянула мне через плечо. — Ерунда, до темноты все равно успеем до Шаликово добраться. А потом хоть трава не расти, главное, туда попасть.
Говорим-то об одном, да разные вещи в виду имеем. Она речь ведет о жутковатом ночном лесе, а я… Я не могу сформулировать, что именно вызывает у меня опасения. Просто в силу того, что не до конца представляю, откуда исходит угроза. Но точно знаю одно — если дождь самое позднее до половины девятого не стихнет, я здесь заночую. От греха.
Да и ночной лес мне тоже как-то не очень по душе.
Снова грохнуло, и на нас упали первые тяжелые холодные капли дождя — предвестницы большого ливня.
