а вы не обращали на них ни малейшего внимания. Это происходит и в джунглях, и на наших королевских плантациях, где дети собирают редкие цветы, которые мы импортируем тоннами.
Прежде чем Чарли успевает ответить, леди Нэйлор наклоняется к нему, придвигая губы к его уху:
— Поговорите с моей Ливией, Чарли. Я не могу до нее достучаться. Расскажите ей о нашей сегодняшней беседе. Скажите ей, что я рада тому, что она… Но вы и сами знаете, что сказать.
— Боюсь, мы с вашей дочерью больше не разговариваем.
— Не разговариваете? О, какое вы дитя, мистер Купер! Милое, очаровательное дитя.
Позднее, когда все снова собираются в продуваемой сквозняками комнате Томаса, Чарли передает остальным содержание беседы. В доме так холодно, что он не чувствует рук и ног, а единственный источник света — полоска серебристого неба в щели между ставнями. Говоря о шраме, о том, как его рука касалась тела леди Нэйлор, Чарли рад тому, что вокруг темно, рад тому, что и он не видит выражения лица Ливии, и она не видит краски, мгновенно заливающей его скулы.
— Дым растет во мраке нашей печени, — сухо подытоживает Томас, когда Чарли умолкает. — Суинберну это не понравится. Ему вместе с его братией конец, как только это станет известно.
Ливия не согласна.
— Почему? Что это меняет? Дым тот же, что и всегда: видимое проявление порока. Глупо скрывать правду, которая ничего не значит.
Чарли слышит, как реагирует Томас: пожатие плеч, взмах руки. Как хорошо они знают друг друга, и это особенно заметно в темноте. На миг он словно очутился в дортуаре школы, где они делились тайнами.
— По крайней мере, сегодня мы узнали одну вещь, — говорит Томас чуть погодя. — Пройдет семьдесят два часа, и в мальчике что-то начнет меняться. Как бы это ни выглядело, Себастьяну и леди Нэйлор нужна такая перемена. Значит, у нас есть три дня, чтобы все выяснить. Это связано с канализацией. Мы должны попасть туда и посмотреть.
Чарли прислушивается к себе и понимает, что он согласен. Есть только одно «но».
— Мы не знаем, куда идти. Да, канализация. Но как мы туда попадем?
— Нужен план.
— Если мы выкрадем чертеж, она заметит. А срисовать мы не сможем — слишком большой.
— Достаточно пометить входы. И те куски, которые различаются на двух схемах. Думаю, это тайные проходы. Должно быть, Себастьян построил их втихую.
— Это мысль!
— Ливия, вот кто додумался до этого.
Чарли слышит, как она встает в темноте. Ощущение такое, будто он застал их двоих во время сговора. Будто они потихоньку от него строили планы на будущее.
— Спокойной ночи, — говорит Ливия, стоя у двери, слова ее звучат взволнованно и гневно.
— Спокойной ночи, — отзываются мальчики и плотнее придвигаются друг к другу, чтобы защититься от холода.
Наконец Чарли засыпает и видит сон: некто, одетый в черное, и за ним тенью следует собака.
Чарли не понимает, Джулиус это или Ренфрю.
Леди Нэйлор
Ливия врывается ко мне, когда я готовлюсь ко сну — распустила волосы и расчесываю их, сидя на единственном шатком стуле. У хозяев не оказалось зеркала, и странно, что мне остро не хватает собственного отражения. Волосы спутались и засалились от впитавшейся в них городской сажи. Неплохо бы принять ванну до того, как мы с Себастьяном отправимся менять мир.
С удовольствием отмечаю, что Ливия вне себя. Конечно, черты монашки все еще проглядывают в ее облике, я узнаю свою многострадальную дочь, которой приходится терпеть колкости матери. Однако главное ее переживание сейчас — гнев, и она стоит передо мной, уперев руки в бока.
— В штанах ты выглядишь смешно, — говорю я, пока она, разъяренная чем-то, беззвучно глотает воздух. — Я попросила Себастьяна купить мне несколько платьев, вот они. Можешь взять зеленое, мне оно коротковато.
Она полностью пропускает мимо ушей мои слова и всасывает струйку дыма, которая выползла из ноздри.
— Ты говорила с Чарли, — наконец выдает она. — Ты снимала при нем одежду!
