Томас
Как начать революцию?
Надо окрестить труп.
Вот что мы скажем, когда нас будут расспрашивать через сколько-то лет. О, нам будут внушать, что у нас были неправильные мотивы. Чарли якобы сделал это, потому что ему было стыдно за родителей. Ливия — потому что хотела произвести впечатление на свою мать. А я — потому что люблю их сильнее, чем боюсь себя. И еще потому, что мысль о возвращении в школу была для меня невыносима.
Но разве у кого-нибудь бывают причины лучше этих?
Мы дожидаемся дыма на берегу Темзы. Мы не одни. Собралась целая толпа желающих посмотреть, как ниже по течению реки зреет штормовой фронт. Кое-кто покидает город. Они идут так быстро, что еще до наступления темноты окажутся в окрестных графствах. Непрерывный поток бродяг, вытаптывающих лужайки добропорядочных людей. Предвестник перемен.
Мы мало что видели перед тем, как выбрались из канализации. Никаких взрывов, никаких фейерверков. Что-то шевельнулось в бассейнах за нашими спинами, какая-то тень легла на воду. И все. На улице стояла тишина. Только в тюрьме рядом с табачной фабрикой пел заключенный, одинокий тенор, стараясь выйти за пределы своего диапазона. Чарли спросил, не хочет ли Ливия вернуться к Гренделю и узнать, как чувствует себя ее мать, но та лишь мотнула головой. Ливии нужна любовь матери; она очень переживает из-за ее ноги. Но и сердится на нее. Поэтому мы отправились бродить по городу.
Рассвет занимался неторопливо, и мы ходили без остановки, чтобы не замерзнуть. Не сговариваясь, мы оказались около нашей церкви как раз в тот момент, когда выглянуло солнце. Ворота по-прежнему заколочены, стекла выбиты, но в первых солнечных лучах на крыше заблестел крест. Медь. Чудо, что его еще не украли.
Когда рассвет перетек в утро, мы забеспокоились.
— Может быть, — сказал Чарли, — может быть, не получилось.
Он сказал это со странной интонацией, будто не знал, что? нужно чувствовать.
— Может быть.
Около десяти часов мы увидели, что река закипает.
Это случилось очень быстро, в глубине вод. Там стала распространяться темнота, так, словно вверх по течению поднималась стая черной сельди, отрекшейся от морской соли. Со скоростью темной мысли. На поверхности, подрагивая в одном-двух дюймах над водой, образовался дым и потек второй рекой, повторяющей изгибы первой.
Настоящая перемена, однако, произошла вдали от нас. Там, на востоке Лондона, где река расширяется и начинает путь в море, что-то взорвалось. Я
