обойтись. Зло. Как если бы ваш друг держал при себе бомбу. Когда она взорвется, тогда… — Траут взбалтывает портвейн в своем бокале. — Понимаете, доктор Ренфрю обнаружил доказательство. В саже Аргайла.
Слову приданы определенный вес, определенная интонация. Не раздражение, а что-то вроде… настороженности?
— И это нельзя остановить?
— Мы не должны терять надежды. Мистер Суинберн рекомендует молитвы. Известно, что они помогают. Например…
Но Чарли больше не слушает. Он думает. Вспоминает, какие вопросы задавал Томас в экипаже на обратном пути из Оксфорда, как пытался разобраться в терминах. «Дым — это симптом», — сказал ему Ренфрю.
Что же тогда зло?
Траут наблюдает за Чарли, причем его язык не успокаивается ни на мгновение. Можно догадаться по движениям губ, как он двигается туда-сюда, ощупывает то зубы, то десны, то кожу за щекой. Это отвлекает Чарли.
— Если это болезнь… — произносит наконец Чарли, облекая мысли в слова. — Если зло — это болезнь, его можно излечить.
Траут кладет ладони на колени.
— Доктор Ренфрю так и думает.
— А вы — нет?
— Можем ли мы излечить туберкулез? А рак? А обычную простуду?
— Когда-нибудь сумеем.
Траут вздыхает:
— Когда-нибудь. Вероятно. Но стоит только выйти в мир и шепнуть об этом… О том, что есть
Оба погружаются в молчание, каждый допивает свой бокал. Жар от камина так силен, что он проникает в члены, наполняет их, вытесняет из них силу. Так и сидят они бок о бок — толстяк и подросток.
Чарли сопротивляется истоме, выпрямляется, возвращается на край кресла, словно собираясь встать и уйти.
— Директор, — говорит он совершенно по-взрослому, как ему кажется, — сэр. Зачем вы позвали меня?
— Ах да. — Траут лезет в карман пиджака, извлекает несколько листков бумаги. — Ваш друг Аргайл получил приглашение. От своего дяди из Ноттингемшира. Дядя просит навестить его вместе с семьей на Рождество. Даже не просит, а требует.
Чарли смотрит на директора, потрясенный:
— Вы читаете нашу почту?
Траут краснеет, но смеется:
— Боже мой, нет. Это незаконно. Письмо адресовано мне, конечно же. Оно от самого барона Нэйлора. Дяди Аргайла. — Траут взмахивает конвертом перед носом Чарли, но слишком быстро, и тот не может рассмотреть надпись. — Я бы хотел, Купер, чтобы вы поехали с ним, как его друг. И удержали его от неприятностей. В известном нам смысле.
У Чарли разом возникает множество вопросов, они слетают с его языка беспорядочно и обрывочно, сливаясь один с другим:
— Но я уже попросил у матери разрешения привезти Томаса к нам… Кроме того, вдруг он захочет поехать к себе… И вообще, не могу же я пригласить сам себя?
— Спокойнее, Купер, спокойнее. Давайте по порядку. Нет, Аргайл не поедет домой. Это совершенно невозможно, он и сам вам скажет. И как я уже говорил, дядя Аргайла
Потом Траут говорит небрежно, как будто мимоходом, даже не считая нужным смотреть на Чарли:
— Разумеется, совсем необязательно тревожить барона Нэйлора рассказами о проблеме юного Аргайла. О его
Траут поднимается с кресла. В других обстоятельствах скрип кожи мог бы показаться комичным. Но глаза директора так проницательны, что никто не примет его по ошибке за шутника или доброго дядюшку, замученного выделением газов. Он провожает Чарли до двери.
— Я получил большое удовольствие от нашей беседы, мистер Купер, очень большое. Надо будет поговорить еще раз. Возможно, после вашего возвращения. Вы поделитесь со мной впечатлениями о поездке. Думаю, это отличная идея. Своего рода рапорт. Как в армии.
Выйдя от директора, Чарли едва не сталкивается со Суинберном, который стоит в темноте на верхней лестничной площадке и тяжело дышит, словно только что прибежал. Чарли быстро проходит мимо, стараясь внушить себе, что это лишь случайность. На нижней площадке горят газовые лампы, но пыль