внимание на Томасе, а на Ливию даже не смотрит. Будто решила для себя, что мисс Нэйлор вовсе не существует. Это полностью противоречит их прежним отношениям, и Ливия не столько возмущена, сколько заинтригована.
— Почему ты сердишься на меня? Из-за того, что я застала тебя за кражей?
— Я не крала.
— Крала. Я же поймала тебя, когда ты копалась в горе подарков.
— Я ничего не крала, — повторяет Лиззи. — Наоборот, хотела добавить подарок. Спрятать поглубже. — Спустя пару секунд добавляет: — Подарок для него, — и указывает подбородком на Томаса. — А потом появились вы и назвали меня воровкой.
— Ты лжешь. Я видела, как ты дымила: густые зеленые клубы. То же самое, что признание вины.
Лиззи оборачивается и смотрит на Ливию. На длинных ресницах — угольная пыль, придающая глазам поразительную глубину.
— Просто я злилась, вот и все. Готова была глаза вам выцарапать.
И все равно Ливия ей не верит:
— Но тогда ты ничего подобного не говорила. И никакого подарка у тебя в руках не было. Только чужие.
— Я засунула его под блузку. Да, знаю, я могла бы показать его вам и все объяснить. Но не захотела. Вы бы стали смеяться над моим подарком, ведь по сравнению с вашим великолепием это убожество. И вы обязательно прочитали бы мою записку и стали бы издеваться над ней тоже. — Лиззи почти шипит: — Подарок был для
Ливия ошарашена силой этих слов.
— А он? — спрашивает она. — Он бы не стал смеяться? Над твоим жалким подарком и запиской?
— Может, и не стал бы.
Наконец до Ливии доходит.
— Да он тебе
Отвечая, Лиззи вскидывает подбородок. В поместье слуга, который ведет себя настолько вызывающе, сразу получил бы от Торпа пощечину.
— Он на всех смотрит одинаково. На вас, на вашу мать, на слуг. Не в том смысле, что он хочет со всеми дружить. Просто одинаково относится ко всем, богатым и бедным.
Ливия вспоминает, как она сама чувствовала себя под взглядом Томаса.
— Он смотрит так, будто обыскивает тебя. Залезает взглядом под нижнюю юбку. Выуживает из человека все его секреты. В его взглядах нет ничего приятного.
Но Лиззи только пожимает плечами:
— Ну, меня это не пугает. Я ничего не скрываю. — Она вздыхает, наклоняется на Томасом. — Он был красавцем. А теперь на всю жизнь станет уродом.
— Тише! Он может тебя услышать.
Опять к Лиззи возвращается злость, словно принесенная сквозняком.
— Ну и что? Он правды не боится.
И она умолкает, наклоняясь над своим пациентом. Ее пальцы запачканы углем и кровью.
Следя за тем, как работает Лиззи, Ливия удивляется тому, как много увидела и поняла эта деревенская девушка. И когда успела? Общалась с Томасом три или четыре раза. Нет, даже не общалась. Просто оказывалась поблизости. Поздоровалась раз или два, бросила на него взгляд, проходя мимо по коридору. И все же увидела его яснее, чем Ливия.
Она отступает на шаг в сторону, для лучшего обзора, и изучает Томаса. Его лицо выглядит непривычно голым — Лиззи выбривает волосы вокруг раны. Несмотря на всю ее возню с водой и тряпкой, угольная пыль присутствует везде и уже въедается в неприкрытую кожу. Она останется там навсегда — чернильным пятном, вытекающим из-под линии волос на верхнюю часть щеки. Половину уха срезало выстрелом, на месте заживающего шрама появляются неровные бугры. Урод? Да, несомненно. Но впервые Ливия обнаруживает в Томасе то, чего не замечала раньше: благородство. То благородство, которое не имеет никакого отношения к генеалогии и лотерее рождения. Глаза Томаса открыты, но он смотрит невидящим взглядом. Вскоре один глаз исчезает под свежей повязкой. Голова покрывается слоями белого хлопка, быстро меняющего цвет на серый.
Возвращается Чарли с шестигаллонным ведром. Через края выплескивается черная вода. Когда Ливия отходит, чтобы помочь ему, с кровати больного доносится торопливый шепот, напоминающий шипение чайника.
— Лихорадка, — говорит Лиззи и гасит лампу. — Это он бормочет во сне.
В следующий миг опять наступает темнота, но теперь она обрела плоть — благодаря горячечному бреду больного.
Вскоре Ливия узнает, что в темноте нет ни дней, ни ночей. Они едят, когда чувствуют голод, и учатся узнавать еду по вкусу, а не по виду; спят на узких койках, когда испытывают усталость; ходят по туннелю, когда нужно размяться. За пределами своей комнаты они обнаруживают еще несколько
