Кратковременный нечаянный «отпуск» подошел к концу.
А мой путь снова уводит в туман. Скоро станет совсем непроглядно. И когда я вынырну, вокруг снова…
…Я прислушиваюсь и различаю шум реки, распознаю, что далеко с юга донесся рык мутанта, определяю, как шелестит листва на ветру, а вон там потрескивает аномальная изменка.
На северо-востоке клубится густой, таинственный туман.
Приближаюсь и стою перед ним, раздумывая, стоит ли в него соваться, или все же реку форсировать. Клубящаяся дымка завлекает окунуться в нее, будто суля избавление от чугунных дум, обретение вечной легкости и бесцельности. Но я не тороплюсь, прислушиваюсь к сигналам, которые улавливает внутренний «радар». Наконец, покончив с колебаниями, делаю первые шаги. Молочный дым толстенным одеялом укрывает больную землю.
Как только я вхожу в туман, на уши давит непривычная тишина. Словно смотришь фильм, и пропадает звук. Я не слышу даже звука своих шагов. Камушки, брошенные на пробу, улетают в белую муть, и я опасаюсь, что прогляжу какую-нибудь ловушку, потому что плотная завеса не пропустит эффект срабатывания ИФП.
Туман обступает меня, наваливается, как живой, но страха нет, потому что ясно знаю, куда идти. Изредка отдельные звуки все же просачиваются, например, один раз я слышу шум реки, другой раз, при срабатывании изменки, раздается громкий хлопок. Вдобавок на меня полыхает жаром… Так или иначе, я довольно скоро теряю ощущение того, сколько иду и далеко ли отклонился от выбранного азимута.
Постепенно, пробыв в тумане довольно долго, я все же начинаю различать в нем разного рода звуки. Просто они проходят сюда искаженно, примерно на одном уровне громкости, а потому все сливаются воедино, замирают в пространстве на какой-то срок, словно затвердевая в нем. Поэтому мозгу требуется приспосабливаться, чтобы наловчиться разбирать коктейль из этих звуков по ингредиентам и каждый из них верно опознавать. Туман действительно впитывает в себя мысли, уносит тяготы, позволяет мне просто идти моей дорогой, и все, отбросить сомнения и опасения.
Позже, присев наземь, я немного отдыхаю и подкрепляюсь. Туман движется, и плотность его в одном фрагменте может периодически варьироваться. За этим интересно наблюдать, содержится в зрелище что-то завораживающее; так же завороженно можно смотреть на огонь или на волнующуюся поверхность океана. В тумане восприятие меняется, со временем начинает казаться, что все вокруг эфемерное, как во сне.
Мелькнула мысль разжечь костер, но я отбросил ее как никчемную. Показалось святотатством порождать огонь в окружающей волглой серости…
Зато спустя пару минут мне слышатся голоса. Сперва утробный, зовущий, приглушенный, голос бормочет тарабарщину на незнакомом языке. Я подскакиваю, ощерившись стволами, испуганно озираюсь. Но бессвязный голос умолкает, и теперь меня зовет… мама?! Ее голос не искажен, он естественен, отчетлив и узнаваем, именно так мама обычно меня и звала, и от этой настоящести меня пробирает страхом еще сильнее, чем от фальшивой бредовости.
Окончив привал, я быстро шагаю сквозь туман дальше, напролом, наконец сообразив, что чем быстрее смотаюсь отсюда, тем лучше. А меня со всех сторон окружает шепот… томный и нежный… это Маша, она мне ласково шептала… давно, в прошлой жизни…
Заорав, я бросаюсь бежать что есть сил! Голова адски болит, виски разламывает тупыми ударами. «Не беги!» — твердит инстинкт самосохранения, но сзади меня обдает чьим-то горячим дыханием. Испуганно я оборачиваюсь, чтобы стрелять, и вижу… что в нескольких шагах позади меня стоит мама.
Она улыбается и зовет меня, протягивает руки ко мне, овеваемая плотной белесой гущей, совсем настоящая, и это донельзя жутко. Менее страшно было бы, узри я уродливо искаженное подобие мамы… Я теряю ощущение твердой поверхности под ногами, но стараюсь заставить сознание абстрагироваться от голосов и ломлюсь вперед на пределе реакции.
Напряженный спринт длится не очень долго, и голоса преследуют меня по пятам, но вдруг туман заканчивается, и мигом все пропадает, и глюки, и обескураживающая головная боль, я валюсь на траву, обессиленно глотая воздух.
Но отдыхать счастливится совсем чуть-чуть…
Вокруг меня неожиданно, как из-под земли, вырастают создания уродливой наружности, с несколькими руками каждое и головами без шей, насаженными прямо на плечи. Я не медлю с реакцией и успеваю выстрелами из пистолета на расстоянии поразить одну особь и сразу вторую, прежде чем встреча окончательно переходит в ближнее столкновение.
Как я ни стараюсь, однако не поспеваю за многорукими, надо признать, они орудуют верхними конечностями очень шустро, и у меня не получается достать их ножом ни разу. Максимум, на что я способен, — держаться наравне, в невероятном темпе отражать и проводить мимо себя удары когтистых ручищ. Если бы я не подстрелил двоих, мне бы точно конец, стольких сразу не осилить на короткой дистанции…
Но как-то же надо разрешать ситуацию, отступить я не могу, некуда, гады наседают с разных сторон, нырнуть вниз и ударить оттуда тоже не получится, другой противник неминуемо накроет меня при выполнении… Наконец я устал и один удар пропускаю уже не мимо себя. Вражья лапа тестирует на прочность мои ребра. За первым следует второй и третий, и я, поперхнувшись кровью, шмякаюсь наземь.
Граната!!!
Я вспоминаю о данном на границе совете, чувствуя, как меркнет сознание… Хватаюсь не за первую попавшуюся из имеющихся, а именно за подаренный тогда ребристый овоид, избавляюсь от чеки, теперь разжать пальцы и выпустить…
