периодах своего рейда, но также из ее глубин частенько откуда ни возьмись берутся самые неожиданные сведения. Некоторые премудрости полевой кулинарии Отчуждения, например. Я вполне просвещен на предмет того, плоть каких мутантов и какие растения можно употреблять в пищу без риска отравиться и как лучше приготовить. Могу справиться, исходя из собственных познаний. И где только я их почерпнул, эти знания… Не важно, главное, что они мне пригождаются как нельзя кстати.
В первую очередь, само собой, информация о сущности и строении запретной зоны, к границе которой меня когда-то отвел проводник Макарыч. Во многом благодаря бесценным и точным знаниям я умею выживать здесь, виртуозно чую и распознаю ловушки измененных участков пространства, и вообще у меня невероятный «нюх» на опасности, благодаря которому, в частности, большинства возможных столкновений с монстрами запросто избегаю. А в целом я на столько всякого разного оказался способен в течение первого «плюс один» и дальше, что давно перестал удивляться сам себе.
Оказался бы не способным — давно уже перестал бы живым быть.
Это Отчуждение, демон раздери, а не парк культуры и отдыха. Самый последний на белом свете пункт в списке территорий — кандидатов для праздных прогулок.
Самое дно мироздания, можно сказать.
По форме отчужденное пространство — огромная ямина.
С высоты полета сканирующего дрона зона страха представляет собой круглую выемку в земле, огромных, до сотни километров диаметром, размеров. Похоже на арену какого-то дьявольского Колизея, только не возвышающегося над поверхностью планеты, а помещенного в нее по самые края.
В ней несколько круговых замкнутых колец-террас, которые накладываются друг на друга, носят концентрический характер. Внешний круг самый большой по площади, расположен совсем неглубоко — в него-то я и спускался первой ночью по косогору, перейдя минное поле. В нем я воевал с кабанами и кладбищенской нечистью. Каждый последующий круг меньше диаметром, но зато глубже. Пятый круг самый малый, настоящий котлован, углублен на несколько километров и диаметром всего два-три кэмэ, а в его эпицентре расположен бездонный колодец. Бездонный — в буквальном смысле. Куда ведет, неясно. Но точно не сквозь планету. В иные измерения, выходит так.
Во второй круг еще можно спуститься без альпинистского снаряжения, что я и сделал перед тем, как едва не покончил с собой гранатой, врученной дедом за минуту до преодоления внешней границы. В третий без специального комплекта уже не спустишься; те веревки и крепления, найденные у погибших защитников дота, пришлись очень кстати.
Сейчас я в третьем. Но чем глубже, тем опаснее и нестабильнее окружающая среда. Локации тасуются, меняются местами, монстры не дают передышки. Не каждого зверюгу возможно победить, от некоторых остается только убегать.
Прежде я не раз видел это во сне — с высокого ракурса, все пять кругов. Только не мог понять, что оно означает. Потом понял. Во сне я даже мог просматривать наперед некоторые маршруты, чтобы определиться, куда дальше идти. И еще однажды мне показалось, что я слышу другой голос. Не «инструктора», бесполый, а… вроде женский. Так просто — он каждую ночь звал меня по имени, а я все не мог понять, что это такое, выделить из всеобщего шума. Потом я разобрался и попытался ответить, но другой голос уже не отозвался — видимо, «женщина» ушла, не дождавшись… Я не придал особого значения ее исчезновению. Хотя долго пытался вспомнить что-то важное об этом призыве. Не смог.
Вторая зима, едва не доконав меня в начале календарного декабря, позволила все же дожить до новогодней ночи. Коварная, тварь, припасла подарочки на эту дату.
Я провожал девяносто девятый без фейерверков и хлопков шампанских пробок, вокруг меня царила гробовая тишина. Засел я в древнем коллекторе, измученный и замордованный, но собранный и всегда готовый бороться — это парадоксальное сочетание давно стало моим обычным состоянием. Снег прекратился, ярко светила луна, ее свет освещал окрестности, проникал в мое укрытие. Потом «ночное солнце» скрыли черные заслоны туч.
С пришествием полуночи по часам наступил две тысячи сотый (я продолжаю пользоваться привычным календарем родного мира, хотя он вряд ли имеет смысл для хронологии Отчуждения) — мне пришлось хорониться понадежнее, потому что разразился Аврал. Как будто нарочно.
Я сделал сам себе новогодний подарок — залез глубже в коллектор и выжил. Аврал переждал, но следующие двое суток буйствовала «обычная» непогода, из-за вьюги видимость была на нуле, снежные хлопья тоннами валились с неба. Пришлось отсиживаться.
Плеер по-прежнему был при мне и работал, хвала производителю, made in EU. Помню, сижу такой в укрытии, дико холодно, звенит пурга, а у меня в наушниках звучит живой голос Виктора Цоя:
Одна из неувядающих песен более чем столетней выдержки, «Апрель» легендарной группы «Кино»[5].
Хотелось весны, в душе разгоралась тоска, и от ее болезненного огня даже сильнее хотелось дойти до конца, за стену, дождаться тепла… Я ощутил,
